Невеликий комбинатор - Сергей Гуреев

Через минуту мешок с грохотом упал на стол, сметая на ковер банки с краской и грязные кисточки.

— Вот она — твоя капуста долбаная! Ты кого кинул, шакал ссученный?! — обиженно заверещал Гнида.

— Штоха! — не повышая голоса, спокойно сказал Теплов.

— Хрен тебе, а не штоха! — злорадно возразил Моченый. — Получили мы твою посылочку, а тама — капуста. Только сильно гнилая!

— Какая? — переспросил Карл Ильич.

— Такая! — торжествующе вякнул Гнида. — С огорода! За которую ты теперь у нас козлом будешь!

Моченый воинственно выставил вперед протез и ткнул пальцем в направлении столика:

— Покажь ему предъяву!

Заточка мелькнула неярким смертоносным бликом. Лезвие с присвистом разрезало воздух. Острый металл резко вонзился в мешок, лежащий на столе. Скотч захрустел, расползаясь клочьями.

Пахан и шестерка отпрянули, предусмотрительно зажимая носы. Теплый и прокурор качнулись вперед. На ковер хлынули пачки зеленых американских денег. Тоже, конечно, капуста. Но отнюдь не с огорода. И уж точно не гнилая.

— А в чем, собственно говоря, дело? — спокойно спросил Теплый, словно ничего другого увидеть и не ожидал.

— Да? — поддержал его прокурор, который и не ожидал увидеть ничего другого.

Вечно подозрительные авторитеты ахнули и раскрыли в изумлении рты, ошалело косясь на распоротый мешок.

— Доллары… — ошеломленно прохрипел Гнида, впадая в ступор.

— Баксы, — присоединился к нему пахан, теряя лицо, как третьесортный самурай.

— Штоха! — безжалостно констатировал Теплый. — Туманить будем по партаку!

Что имели в виду авторитеты, он до конца не понял. Но панорама зеленых внушительных пачек вдохновляла. Как и неизвестно почему вытянувшиеся уголовные рожи. Он снова поймал кураж и начал говорить. Уверенно, грозно и непонятно.

Из углов выползла едва не разогнанная тьма, окончательно гася искры сопротивления, чуть не полыхнувшие негасимым пожаром воровских разборок. Моченый с Гнидой впали в прострацию, уже ни черта не соображая и послушно соглашаясь с неразборчивой ахинеей, энергично ползущей из неутомимых уст Теплого. Авторитеты были выставлены за дверь в рекордно короткие сроки. Они вывалились в прихожую, устало опустились на корточки и замерли, искренне и молча дожидаясь, пока Теплый кончит прокурора.

Теплый замолчал, как только дверь за Моченым и Гнидой закрылась. Тишина окутала гостиную олигарха Лысинского внезапно и плотно. Прокурор города потрясенно опустился в кресло, озадаченно покачивая головой. В отличие от остальных жертв тепловского красноречия он слишком любил правду. Поэтому никогда не верил отцу. Поэтому и сменил фамилию. Чтобы навсегда избавиться от родового проклятия бесконечной лжи…

Павел Карлович скептически кашлянул и спросил гражданина Теплова прямо и откровенно, как прокурор уголовника:

— Ну и что все это значит?! Опять врешь?

Карл Ильич, как-то моментально переставший быть Теплым, сделал шаг по направлению к сыну и остановился. На его лице появилась торжествующая улыбка. Будто решающий момент наконец наступил. Сухие губы шевельнулись. Но слова так и не успели с них сорваться…

— Хенде хох! — жизнерадостно прервал кульминацию внезапный вопль.

Дверь гостевой комнаты распахнулась настежь, и в гостиную ввалился абсолютно пьяный Степан. Отец с сыном одновременно обернулись на грохот и вопль. Карл Ильич с досадой сжал губы. Сантехник на подгибающихся ногах с чисто немецкой педантичностью двинулся к бару. Кардинально опустошенную бутыль из-под шнапса он нес перед собой в вытянутой руке. У него закончилась выпивка. Поэтому арестованный уфолог бесшабашно плюнул на домашний арест. Тем более что его никто не охранял. Да и арест без наручников выглядел несолидно. Он нашел в своей комнате заветную дверь, ведущую в гостиную, и пошел проторенным маршрутом к вожделенному бару олигарха. Сизые кишки колыхались на разноцветном животе сантехника, обвивая тошнотворно-зеленоватый желудок. Степан икнул, обдав гостиную перегаром из душераздирающей смеси коньяка, виски и шнапса. Легкие, принадлежащие талантливой кисти Т. М. Поповой, полезли розовыми пузырями сквозь белые ребра. Прокурор нервно поморщился и неожиданно пробормотал:

— Я вынужден отлучиться. Где здесь туалет?

— О! Русиш швайн! — высокомерно обрадовался сантехник, явно намереваясь завалиться на пол.

Холодов торопливо юркнул в дверь, украшенную мещанским изображением писающего бельгийского мальчика. Степан рухнул, не дойдя до заветного бара. Бутыль вылетела из цепких пролетарских объятий, ударилась о край столика и разбилась с оглушительным звоном, добавив к красочной мешанине из банок и кисточек россыпь мелких стеклянных осколков.

Сантехник тоже приложился о столик головой, разбрызгивая слюну и толстые долларовые пачки, но не разбился. Он вонзился в персидский ковер, как подбитый «Юнкерс», и отключился, разбросав конечности под немыслимыми углами.

Особняк содрогнулся. В коридоре Гнида испуганно шепнул:

— Началось! Теплый дракона рвет!

Моченый согласно пошамкал беззубой челюстью, но от комментариев воздержался. На какое-то время в особняке установилась тишина. Теплов несколько озадаченно обошел вокруг падшего сантехника. Вид обнаженной человеческой плоти порождал замысловатые и хитроумные планы.

Степан лежал недвижимо и беззвучно. Почти не дыша. Неутомимый мозг философа отключился от ударной дозы непривычно качественного алкоголя и столкновения со столом. Багровые мышцы на спине и ногах едва заметно подергивались, навевая жуткие ассоциации с освежеванным бараном. Видимо, на загляденье гостям с далеких, шибко разумных планет.

В туалете европейского стандарта безмолвно мучился прокурор. Несмотря на горячую любовь к правде, «расчлененку» он не уважал. И вообще вид пострадавшего человеческого тела вызывал у Павла Карловича негативную реакцию. Проще говоря, прокурор боялся крови. Поэтому столкновение с гениально разрисованным сантехником надолго вывело его из строя. Холодов склонился над биде и тихо мычал, избавляясь от ужина.

В коридоре пахан и шестерка понемногу отходили от тотальной иллюзии, окутавшей их криминальные мозги. Природная недоверчивость упрямо лезла наружу. Первым оклемался Моченый.

— Чё-то я ни хрена не догнал! — емко сформулировал он тягостные сомнения в достоверности басен Теплого. — Чую, парят нас, как лохов!

Гнида почесал лысину и согласился:

— Ага! Щас Теплый дракона в долю возьмет! Кинут нас на бабки и свалят.

Уголовники поднялись, опираясь друг на друга. Они постепенно приходили в себя и наливались злобной решимостью. Пахан мрачно поправил повязку на глазу.

— Пойдем правду-матку надыбаем! — сказал Моченый, уговаривая сам себя на крайнюю «стрелку» с Теплым.

— Уважаю, папа! — шустро поддакнул Гнида.