Исчезающий гном - Джеймс Блэйлок

Не прошло и пятнадцати минут, как они вышли из леса и зашагали по пляжу, залитому лунным светом. Здесь не было деревьев, которые задерживали ветер с моря, и воздух стал более холодным. Но и Джонатан, и Профессор были уверены, что с гораздо большим удовольствием будут мерзнуть всю ночь на открытом пространстве, чем проведут ее в лесу, бражничая с гоблинами, ведьмами и вампирами.

С океана надвигался туман, и хотя временами сквозь просветы в нем по-прежнему можно было видеть накатывающиеся на берег огромные волны и брызги пены, светящиеся под слабыми лучами луны, тем не менее суша, которая была слева от них, практически полностью исчезла из виду. Им явно пора было останавливаться на ночлег, так что друзья укрылись за несколькими большими валунами, за которыми почти не чувствовалось ветра, и вырыли себе в песке приличных размеров углубление. Джонатан какое-то время лежал, наблюдая за тем, как дальше вдоль берега появляется и вновь исчезает в тумане темная вода. Ему пришло в голову, что в данных обстоятельствах неплохо было бы развести костер. Но не успела эта мысль промелькнуть у него в сознании, как он провалился в глубокий сон. И ему приснилось, что он разжег костер, но маленький, не дающий достаточно тепла, и в него нужно без конца подкладывать дрова.

Он продолжал просыпаться с замерзшими ногами через каждые полчаса. Просыпаясь, Джонатан опять думал, как хорошо было бы с костром, и недвусмысленно приказывал себе встать и разжечь его. Потом ему начинало казаться, что он это уже сделал, но от этого костра не было никакого толка, он не собирался греть кого-либо, а только шипел, пощелкивал, дымил и тлел, в то время как Джонатан дул на него и подкидывал в него ветки. Потом ему начало сниться, что вокруг горят и другие костры, разбросанные вдалеке по пляжу, – костры, которые плясали и потрескивали, пока Джонатан не направлялся в их сторону. А когда он делал это, они мгновенно гасли, и в наступившей темноте Джонатан вздрагивал и просыпался и понимал, что так и не разжег никакого костра, даже маленького, жалкого и дымящего, и что ноги у него по-прежнему мокрые и холодные, а до наступления утра вроде бы не ближе, чем полчаса назад.

Два раза, когда он просыпался и пытался разглядеть признаки приближающегося рассвета, ему на мгновение показалось, что он видит какие-то силуэты – тени в освещенном светом луны тумане, – которые очень целеустремленно крались вдоль берега. Бриз, казалось, доносил до него какие-то стоны, похожие на вой ветра, свищущего в щелях вокруг плохо пригнанной, пропускающей сквозняки двери, или на плач духов, скользящих вдали сквозь ночной воздух и оплакивающих свою судьбу. Стоны сопровождались далеким звоном медных гонгов, и один раз, всего на миг, Джонатан совершенно отчетливо услышал низкий, щебечущий смех, словно и его тоже принес ветер. Казалось, он доносился из того самого тумана, который висел в ночи вокруг них.

Один раз, незадолго до рассвета, Джонатан наполовину проснулся и на одно мгновение открыл глаза. Над ним, на берегу по другую сторону дороги, на какое-то время зажегся свет, сияющий в тумане, словно освещенное окно в высокой башне. Но как раз в тот момент, когда Джонатан, моргнув, открыл глаза и достаточно проснулся, чтобы по-настоящему обратить на этот свет внимание и решиться разбудить спящего Профессора, туман заклубился и сгустился в ночном воздухе, а свет померк и исчез. И вновь вокруг него в сумрачной ночи появились тени – тени существ, крадущихся по песку, и смутно виднеющийся в тумане человеческий скелет, который дергающейся походкой прошел сквозь темноту, пощелкивая, словно бамбуковые ветряные колокольчики, в густом влажном тумане; потом это видение поблекло и растаяло в серой мгле.

В конце концов Джонатан почувствовал настойчивое желание разобраться, спит он или бодрствует в данный конкретный момент. Но пока он лежал так, не пытаясь по-настоящему уснуть, а просто ожидая восхода солнца, он решил, что в любом случае это не будет иметь особого значения, так что лучше закрыть глаза и ждать. Он понимал – или так казалось ему там, на пляже, – что хотя, по его мнению, он прибыл в Бэламнию в поисках Сквайра, на самом деле он просто ждал, пока Шелзнак совершит свое зло, сплетет свою паутину. Нравилось ему это или нет, он окончательно запутался в этой паутине, и его ожидание почти подошло к концу.

Затем поднялось солнце. Или, по крайней мере, ночь начала блекнуть и превращаться в день. Вместе с ней поблекли и некоторые из его страхов, и ему показалось разумным предположить, что ночью ему много чего приснилось – очень странные сны, разумеется, но тем не менее это были лишь сны. Он подумал, что уже достаточно ждал и что ему пора отправляться на охоту.

Он перекатился по холодному песку, чтобы сказать об этом Профессору, но Профессора рядом не было. Вместо него, прислонившись к серому, поросшему травой камню и опустив подбородок на грудь, сидел пожелтевший, неопрятный с виду скелет, со впалых щек которого и с лопаток цвета слоновой кости местами свисали клочки облезающей, ветхой кожи.

Джонатан дернулся вперед и попытался вскочить на ноги. Он позвал Профессора, потому что именно Профессора ему больше всего хотелось увидеть, но его крик был унесен ветром. Он обнаружил, что не может вскочить на ноги. Впечатление было такое, будто он и впрямь запутался в паутине и мог вырываться сколько душе угодно, но чем больше он вырывался, тем меньше продвигался вперед.

Вдалеке, на каменистом пляже, лежало огромное количество скелетов, распластавшихся на песке, как если бы они шагали колонной по берегу и были сметены каким-то чудовищным ветром, повалены, словно костяшки домино. В мозгу Джонатана промелькнуло воспоминание о колдуне Зиппо и о туманной ночи в деревне у реки Твит. И он задумался о темном магическом занавесе, на фоне которого выступал Зиппо. Припомнив зажженные окна, которые он заметил этой ночью в тумане, окна, которые – он был в этом уверен – не привиделись ему во сне, Джонатан повернулся и посмотрел на берег по другую сторону дороги. Там, за ней, на скалистом склоне над серо-зеленым лугом, стоял древний каменный замок; замок, окутанный такой же пеленой тайны и зла, как та, что висела в воздухе, окружающем замок на Гряде Высокой Башни. И тут Джонатан понял, куда вела огромная железная дверь в глубокой пещере под замком Высокой Башни, по какой двери он колотил своей тростью, выкрикивая при этом разные шутки. Учитывая, что Шелзнаку было многое под силу, можно предположить даже, что он сам слушал эти крики, стоя по другую сторону двери, и в предвкушении успеха своих козней улыбался и покачивал головой. Высоко в башне замка зажглось сводчатое окно. В этом окне показалась фигура в капюшоне, которая смотрела в сторону океана. Джонатану казалось, что он видит пару сверкающих под капюшоном глаз и что эти глаза устремлены на него. Но у него было лишь мгновение, чтобы спросить себя, что это значит; а потом какая-то сила подняла его, как марионетку, на ноги, и он обнаружил, что шагает в длинной череде восставших из неподвижности скелетов по неровной тропе, ведущей через луг в сторону замка. Под его ногами хрустели камешки, а соленый ветер с океана обдувал его щеки. Ему припомнился один святой старец, которого он встретил как-то по дороге на ярмарку и который ходил положив в каждый башмак по камню. Из-за них он казался наполовину калекой, но он сказал Джонатану, что делает это, чтобы напомнить самому себе, что он еще жив. В то время это показалось Джонатану довольно чудаковатым, но теперь он начинал видеть в таком поведении определенный смысл. Внезапно у него возникла пугающая уверенность в том, что вещей, связывающих его с дневным светом, с лучами солнца, с реальным миром, гораздо меньше, чем он когда-либо себе представлял, что они не более чем хруст камней под его ногами, вкус соли и морской пены в дуновении ветра и крик кружащих над головой чаек, что их число ограничено и уменьшается с каждым шагом, который он делает навстречу темному порталу, открывающемуся у основания башни.