Амнистия по четвергам - Татьяна Ма

Он встал перед ней и улыбнулся:

– А, очнулась.

Женя попыталась что-то сказать, но раздалось лишь мычание – скотч на лице не давал возможности произнести ни одного членораздельного звука. Он заметил это и подошёл к ней вплотную.

– Хочешь поговорить? Почему бы и нет, – он согнулся, чтобы заглянуть Жене в глаза. – Только не ори. Я не выношу крика.

Он отклеил скотч, и Женя наконец-то смогла откашляться. Горло саднило.

– Вот наконец-то и состоялось наше свидание, Женечка. Я так долго его ждал, ты себе и представить не можешь. Теперь-то нам уж точно никто не помешает.

– Так значит это ты? Всех этих девушек убил ты?

– А кто же ещё? – он злорадно засмеялся.

– Но зачем же тогда Данила признался…

Женя все ещё ничего не понимала.

– Данила! Данила – идиот! Идиот, который готов сделать все, что ему скажут. Жаль, конечно, что он так быстро раскололся. У меня ведь были грандиознейшие планы, а теперь придётся заканчивать. Но ты-то от меня никуда не делась, – он снова подошёл к ней вплотную и погладил по голове.

Женю передернуло от отвращения. Господи, лучше бы ее убила тогда та девица на остановке, чем оказаться в его руках.

– Почему… почему Данила покрывал тебя? – Жене хотелось перед смертью узнать хотя бы эту часть правды.

– Данила – мой сын, Женечка. В нашей семье так уж заведено: дети слушают своих родителей…

– Мой сын – Олег Селиверстов. Это все он. Он! – уже не кричала, а шептала старуха.

Тамерлан глянул на Павла. На том лица не было.

– Подождите, – встрепенулась Аня. – Олег Селиверстов? Где-то я слышала это имя…

– Это преподаватель с исторического факультета. Олег Дмитриевич Селиверстов, – подсказал Павел.

– Это что же получается? Данила Воробьев – сын Олега Дмитриевича? Мама дорогая, – Аня схватилась рукой за горло, качая головой.

– Так и есть, у Данилы фамилия по матери, а сынка моего, у Олежки, по мне, а вернее, по матери моей Анне Дмитриевне Селиверстовой.

– Значит, ваша мать Анна Стромова вышла замуж и сменила фамилию?

– Да-да, она ещё в 18 году вышла замуж за Василия Селиверстова. Он тогда после революции был приставлен за усадьбой следить, чтобы не грабили. Вот и следили они вместе с Анной, то есть матерью моей. Влюбился он тогда в неё крепко, хоть она и в положении была. А сразу после рождения Дмитрия, брата моего, они и поженились. Анна тут же и фамилию себе новую взяла. Она уже в старости перед самой смертью призналась, что боялась сильно. Боялась, что граф этот Орлов, вернётся да убьёт ее, потому что она Марию, дочку графскую, со свету сжила. Вот и выскочила замуж. Правда из Отрадного уехала только в 1926, когда имение полностью закрыли, а до этого все не хотела расставаться. Ведь мать моя всю жизнь верила, что Отрада должна быть ее, а если не ее, то Дмитрия. Она ведь почему Марью уморила? Думаете, потому что та помехой была для ее сына? Так да не так. Вся деревня знала, что мать Анны дочку от графа прижила. Вот и выходит, что они с молодой графиней были сёстрами, от одного отца рождённые.

– Это что же получается? Анна Стромова, зная, что граф – ее отец, родила от него ребёнка? – у Тамерлана глаза на лоб полезли.

– Вот именно. Она за это Марью и ненавидела. Всю жизнь твердила, почему это у одной сестры должно быть все, а другая живет словно крепостная, прислуживает ей да ничего толком не имеет. Она задумала графа соблазнить. Да это и несложно было, он ни одной девки не пропускал, а Анна – мать моя – не последняя красавица была. А уж когда понесла она от графа, то тут-то и решила, что Марью надо убить, а самой, значит, ее место занять. Ведь если в ней старый граф и не признавал дочку, то от сына-то не должен был отказываться. Однако тот только над Анной и ее претензиями посмеялся. Мало ли он девок дворовых обрюхатил. Что же теперь всем байстрюкам графский титул давать?! А тут как раз революция. Граф надумал уезжать, а Анна решила все равно своё взять. Марью она убила в надежде, что граф всё-таки одумается, с собой ее заберёт или хотя бы Отраду ей отпишет. Ну а после революции все планы ее – насмарку. Всю жизнь мать моя прожила в ненависти и на нас ее распространяла. Меня она родила в 40-м… – старуха перевела дух, сделала ещё несколько глотков воды, а потом продолжила. – Анна Стромова была страшной женщиной. С ней невозможно было жить, но и уйти от неё нельзя было. Она тебя из-под земли могла достать. Димочку, брата моего, она очень любила. Как же, графский сын, сам, считай, несостоявшийся граф. А вот меня, рождённую от пролетария Васьки Селиверстова она ненавидела. Била нещадно. И сызмальства вбивала в голову, что я рождена, чтобы сынку ее служить, и живу я только для этого, и нужна только для одного – род графский продолжить. Вот и продолжила, родила Олежку…

– Постойте, – Тамерлан сглотнул. История, которую рассказывала эта женщина, не укладывалась в голове. – Вы хотите сказать, что…

– Да, товарищ следователь. Все именно так, как вы подумали. Анна, мать моя, подложила меня под Димочку, моего же братца. Вот так и жили мы. Я по молодости все переживала, плакала. Я и повеситься пыталась, и вены себе резала. Да только каждый раз меня спасали. Ну а потом я забеременела. И мать от меня отстала, и брат тоже. Вроде как выполнила я их миссию. Продолжила орловский род. Олежку я поздно родила, мне тогда, почитай, уже почти сорок было, а Дмитрий так вообще старик. Да он вскоре после рождения сына и умер. Он умер, а мать жила. Анна Стромова долгую жизнь прожила. Скончалась в 2004, на 107 году жизни. И всю жизнь ненавидела. Ни дня не было, чтобы она не проклинала убиенную ей Марью, революцию, меня, да и вообще весь белый свет, особенно женщин. Женщин она люто ненавидела. Особенно рыжеволосых, хоть и сама была рыжая. Говорила, что все они ведьмы проклятые, все на Марью похожие… Вот теперь и подумайте, товарищ следователь, каким мог уродиться Олежка? Бабка его Анна сама от кровосмесительства родилась, и я его от родного брата родила. Ведь Олега она, считай, воспитывала. С младенчества ему внушала, что он граф Орлов. Так и звала его – орленок наш. Твердила, что должен он вернуть себе и титул, и имение. Ведь в 90-е годы – она уже древней старухой была – ходила все, узнавала, можно ли законным владельцам вернуть отнятое в революцию имущество. Но кто ж ей что вернёт? Седьмая вода на киселе. Всю жизнь Анна себя мнила выше других. Аристократка. Голубая кровь, хоть и подпорченная. Но всю жизнь она оставалась безграмотной деревенской девкой, озлобленной на весь мир. И Олежку таким сделала. Ведь он помешался на бабкиных идеях, тоже стал считать себя чуть ли не господом богом, который должен вершить высший суд…

– Вот и вершит, – пробормотал Павел.

– А? – оглянулась старуха к нему. – Да-да, совсем с ума сошёл. Он же, вы знаете, и раньше имел проблемы… Были у него иногда неконтролируемые приступы агрессии, но, в общем-то, ничего страшного. Он ведь даже женился. Рано, в 18 лет. Жена его ещё до свадьбы забеременела, вот и решил быть благородным. Но прожили они недолго. Жена его в ванной утонула. Сказали, самоубийство. Даниле тогда года три было. Олег тогда немного не в себе был. Сына на меня бросил, дома не появлялся совсем. Вот только последние годы они с Данилой наладили отношения. Я, дура старая, радовалась… Не знала, что Олег такое задумал. Но ведь Данила тут ни при чем. Он ни в чем не виноват! – снова начала рыдать старуха.