Смерть на рассвете - Деон Мейер

Нагел был моим наставником в отделе, которым руководил полковник Вилли Тил, и я полюбил его, как брата.

Из музыки Нагел уважал «АББА», нашу Кору Марию («Ван Герден, эта женщина доводит меня до экстаза!»). Классику он презирал. Говорил: «Твое классическое говно сводит меня с ума». А единственным его чтением была колонка «Советы страдающим от безнадежной любви» в женском журнале, который он стащил в приемной врача. Вечера после работы он коротал в любимых барах с «ребятами» и хвастал количеством, разнообразием и красотой своих внебрачных половых актов, которые он уже совершил и скоро совершит снова. А потом поздно ночью, пьяный, но прочно стоящий на ногах, он возвращался «в тюрьму», как он говорил, «к законной жене».

Биллем Нагел. Изумительный псих, противник политкорректности. Человек-легенда. С настоящими сыщицкими мозгами детектива и феноменальной статистикой арестов.

Хоть бы я никогда его не встречал!

Мэйвис Петерсен, сидевшая в приемной отдела убийств и ограблений, сказала, что Матта Яуберта нет на работе.

— Взял отпуск по личным делам, — доверительно сообщила она ван Гердену. — В субботу он женится. На англичанке, миссис Маргарет Уоллес. Мы так рады за него! Мы ведь не созданы для одиночества.

— Тогда мне нужно повидать Нугу, — сказал ван Герден.

— Вот уж кто никогда не женится, — засмеялась Мэйвис. — Инспектор сейчас в суде. Ему надо представить вещественные доказательства. — Она пролистала лежащий перед ней журнал записей. — Зал «Б».

— Спасибо, Мэйвис.

— А вы когда женитесь, капитан?

Ван Герден только покачал головой:

— До свидания, Мэйвис.

Выходя, он услышал, как она кричит ему вслед:

— Мы не созданы для одиночества!

Сначала мать, а теперь — Мэйвис.

Мать специально подстроила так, чтобы они с Хоуп спали в одном доме.

Он поехал в город по автостраде № 1. Машин было много, движение плотное, хотя час пик еще не начинался. Интересно, долго ли еще выдержат кейптаунские дороги. Ван Герден взглянул в зеркало заднего вида — нет ли поблизости грязно-белого пикапа. Потом понял: сейчас трудновато выяснить, следят за ним или нет. Он положил левую руку на пассажирское сиденье. Там, накрытый одеялом, лежал пистолет-пулемет фирмы «Хеклер и Кох».

Не так уж плохо он отстрелялся. По крайней мере, все пули попали в бумажную мишень.

— Сойдет! — заметил Крошка Мпайипели по-английски почти без акцента.

Но главный успех выпал на долю Хоуп. Она держала пистолет SW-99 обеими руками, широко расставив ноги, надев на короткие волосы защитные наушники. Она выпустила по мишени десять патронов с расстояния десять метров. Хотя разброс иногда бывал велик, все десять выстрелов попали в круг. Потом она, как бы извиняясь, улыбнулась ван Гердену.

— Где же вы научились так метко стрелять? — напевным голосом спросил ее Билли Сентябрь.

— В прошлом году ходила на курсы. Женщина должна уметь себя защищать.

— Аминь, — подытожил Билли Сентябрь.

Мпайипели взял у нее пистолет, перезарядил, поставил новую мишень и прицелился с расстояния пятнадцать метров.

— Хочет немного похвастаться, — заметил Сентябрь.

В мощной руке Крошки пистолет казался игрушечным. Десять выстрелов — все в яблочко. Один на другой. Одна дыра в центре мишени. Крошка повернулся к ним, снял наушники и сказал:

— Орландо велел доказать, что прислал вам лучших.

Когда они вернулись в дом, мать начала хлопотать на тему «кто где будет спать».

— Кто будет защищать Вилну и Хоуп? — спросила она.

— Мама, Схлебюс угрожал только тебе.

— А если он поймет, что здесь он ничего не добьется, как ты думаешь, кто будет следующим в его списке? — Джоан посмотрела на Вилну ван Ас и Хоуп Бенеке. — Вы обе тоже остаетесь у меня. До тех пор, пока все не кончится.

— У меня дома безопасно, — без особой уверенности возразила Хоуп.

— Ерунда! Вы живете совершенно одна.

— Она отличный стрелок, — вмешался Мпайипели.

— И слышать ничего не желаю. Здесь хватит места для Каролины, Вилны и вас двоих. Хоуп может ночевать в доме Зета. Места у него достаточно.

Ван Герден открыл было рот, чтобы возразить — он не вполне доверял доводам матери, — но она не дала ему такой возможности.

— На свободе разгуливает опасный маньяк, и ты не можешь себе позволить предоставить ему удобный случай, — как всегда веско и непреклонно, заявила Джоан ван Герден.

— Я должен идти, — ответил ей сын. — У меня много дел.

На протяжении пяти лет у него не было постоянной женщины. Иногда он знакомился с какой-нибудь разведенкой в пабе на Столовой горе. Они все ужасно смущались в постели. Ван Герден понимал, что мимолетные знакомые способны лишь на короткое время принести ему физическое облегчение. Он находил себе подружек на одну ночь нечасто — когда бывал достаточно трезв, когда мог собраться с духом и когда ему хватало смелости довести ритуал до конца. Сколько раз это выходит в среднем? Один раз в год? Может быть, два раза, когда организм требовал своего и гормоны работали в автоматическом режиме. Но сегодняшняя ночь в его доме будет отличаться от других вечеров.

Настоящая комедия. Он, Хоуп и Кара-Ан. Хорошенькое трио!

Дело не в Хоуп. Просто… его дом — его убежище.

Ван Герден долго кружил по парковке возле здания суда. Ни одного свободного места! Пришлось оставить машину на улице и идти пешком. Он давно уже здесь не был и немного растерялся от толчеи, обилия запахов, звуков, людей.

Хоуп ночует у него дома. Ему стало не по себе. Все равно ничего хорошего не получится!

О'Грейди разговаривал в коридоре с другими детективами. Замкнутый круг, корпоративное братство. Ван Герден стоял сбоку и терпеливо ждал. Больше он не относился к ним. Наконец Нуга его заметил.

— Чего ты хочешь? — Толстяк так и не простил его.

— Поделиться сведениями. — Ван Герден заставил себя подавить раздражение, не отвечать агрессией на агрессию.

О'Грейди подозрительно прищурил маленькие глазки:

— Что там у тебя?

Ван Герден вытащил из кармана пиджака конверт:

— Вот он.

— Схлебюс?

О'Грейди осторожно взял снимок за уголок, посмотрел.

— Мерзкий ублюдок.

— Да.

До О'Грейди вдруг дошло.

— Ты отдашь снимок в газеты!

— Да. Я хотел тебя предупредить.

О'Грейди покачал головой:

— Предупреждать надо было еще в воскресенье. — Он снова посмотрел на фото Схлебюса. — Снят в семьдесят шестом?