Сокровища святых. Рассказы о святости - Наталия Черных

Царствование Ивана Грозного ознаменовано было и победами, и страхами. Русь впервые заявила о себе как о цельном и очень сильном государстве. Победы в Крыму и взятие Казани оживило национальный дух. К Московии начинают присматриваться иностранцы. Именно в этот период возник целый ряд записок иностранцев о нравах и обычаях московитов. Известный английский путешественник в своих воспоминаниях особенно тепло написал о московских блаженных, которые, по его определению, являются «памфлетами», обличителями корысти и несправедливости власть имущих.

Наравне с победами были и страхи. То было время опричнины, тяжелого произвола, щедрого на человеческие жертвы. Его вполне можно сопоставить с концом 30-х годов XX столетия. Это было время бесконечных тайных заговоров в окружении царя. Царь Иоанн Грозный не доверял никому из своего окружения, а бояр считал мятежниками. Ему необходим был спокойный и рассудительный советник. Царь посчитал, что может найти такого в игумене Соловков Филиппе, и вызвал его в Москву.

Филипп происходил из старинного боярского рода Колычевых, состоявшего в родстве с царским домом. Мальчиком Филипп принимал участие в играх царевича, даже подружился с ним. Иоанн Грозный, оказавшись во враждебном окружении, вспомнил о товарище детских игр и решил сделать его митрополитом Московским. Царь надеялся, что получит в лице Филиппа опытного духовника, который сумеет усовестить бояр и утихомирить их ненависть. Но также надеялся, что смиренный игумен не станет вмешиваться в дела правления и предоставит царю поступать так, как тот посчитает нужным.

Игумен Филипп приехал, получив послание государя. Путешествие с Соловков в Москву длилось, наверное, не одну неделю. Но вот, наконец, он прибыл в Москву. Ему был устроен пышный прием. Царь сам приветствовал будущего владыку. Впечатление от встречи с товарищем детства для соловецкого игумена было скорее тяжелым. Перед ним был другой человек, которого он не знал. На предложение принять митрополию Филипп ответил отказом, объяснив, что недостоин сана митрополита. Однако царь настаивал. Тогда Филипп согласился, но выставил одно условие: должна быть уничтожена опричнина. Царь не согласился. Соловецкий игумен уже не мог ответить отказом, потому что его самого и его детище — Соловецкую обитель — ожидали бы неприятности. А соглашаясь, он готовил себе незавидную участь. Архиереи уговорили Филиппа принять сан митрополита, но не вмешиваться в дела двора. В июле 1566 года Филипп был посвящен в сан митрополита, а в декабре 1569 года принял мученическую кончину от руки царского любимца Малюты Скуратова, более года проведя в заключении в темнице.

О времени перед кончиной митрополита Филиппа сохранилось следующее свидетельство. Святитель был арестован во время богослужения царским приспешником Басмановым. Некоторое время он содержался в Богоявленском монастыре, а затем переведен в Николаевский. Московский люд очень любил митрополита Филиппа. Его заключение вызвало сильное волнение, отчасти победившее даже страх опричнины. Грозный испугался и решил немедленно избавиться от опасного узника. В келье Николаевского монастыря святителя Филиппа заковали в цепи, а кроме того, туда поместили голодного медведя. Грозный надеялся, что зверь сразу же бросится на человека. На следующий день сам царь вошел в келью, чтобы убедиться в смерти митрополита. Но лютый зверь мирно спал в углу темницы, а святитель совершал положенные молитвы. Народ продолжал волноваться за своего пастыря. Грозный окончательно разъярился и сослал святителя в Тверь, в Отроч Успенский монастырь, где тот и принял мученическую кончину.

В начале XX столетия, во время Первой мировой воны к Соловкам подошла неприятельская эскадра. В монастыре в то время располагалось незначительное войско русских. Эскадра дала с моря залп по стенам обители. Это ни к чему не привело, только несколько валунов, сорвавшись, упали в море. Второй и третий залпы также ничего поделать со стенами не смогли.

Святой и художник во многом похожи друг на друга. Они преображают мир. И тот, и другой — лучи Творца. Они — одновременно свидетели и свидетельства о будущей вечной жизни. Они одновременно и действуют, и подвержены действию. Подобно Силам Небесным, они живут будто между небом и землей, испытывая на себе сразу два потока: восходящий и нисходящий. Восходящий — это все чаяния природы и людей, устремленные к Богу. Это все ветры, воды и бури, все слезы и стоны, вся горечь и боль страдающего мироздания. Нисходящий поток — это единая милость Божия, которая подчас кажется незаметной в омутищах бытия, но именно она охраняет все живое от разрушения и повреждения.

Как святой, так и художник слышат слезы и просьбы природы. Они видят, как природа сострадает человеку. Как она благородно заступается за его преступление перед Богом, как страдает из-за его легкомыслия и жадности. Творческая сила, наполняющая человеческую душу и обильно изливающаяся в мир, как потоки ливня, преображает природу. Вокруг настоящего художника и вокруг святого природа приобретает первозданный покой. Все силы мироздания сливаются в согласном хоре славословия. Но замутненному разнообразными пристрастиями взору человека не сразу открывается это славословие. Ведь пристрастия вытесняют из души мудрость, и человек уже не может отличить боли от радости, а счастья от горя. И потому ему не остается ничего, кроме сетований на то, что все вокруг плохо.

Однако святой и художник не похожи друг на друга так же сильно, как и похожи. Художник живет стихиями. Без них его дар засыхает и превращается в мумию. Для художника важно и дыхание земли, и танец огня, и поворот чувства. Можно сказать, что вся жизнь художника — наитие, интуиция, вдохновение. Художник озаряет этим вдохновением каждую вещь. Все в его мире возникает стихийно и как бы помимо его желания: слава, богатство, любовь. Художник как слепой танцор, исполняющий свой танец на ладони Бога. И когда художник изменяет себе, он теряет свою особенную чувствительность и падает с ладони Бога. Он гибнет.

Святой живет не так. Он зрячим стоит на ладони Бога, но как будто лишен всех других чувств. Его уже не волнуют дыхания других стихий, он умертвил в себе те чувства, которыми живет художник. Зато ему открыты те тонкие струны мироздания, которых ни один художник не может слышать. Основной материал творчества святого — молитва. Как художник записывает слова и звуки или подбирает краски, так и святой произносит слова молитвы и вслушивается в свою душу.

Есть в живописи такое понятие: чистый цвет. Считается, что рисовать чистым цветом нельзя; так рисуют дети, которые еще не знают азов изобразительного искусства. Но вместе с тем считается, что чистым цветом может рисовать только большой мастер, гений. Так рисовал Матисс. То же стремление к чистоте есть и у святого. Молитва — его оружие и средство изображения. С ее помощью святой достигает хрустальной ясности и глубины каждого своего душевного переживания.

Художник, одержимый стихийным порывом, не чувствителен к обыденности. Он забывает пищу и питье, забывает и о своем внешнем виде. Все тяжелые и тоскливые переживания скрадываются. Так и святой. В молитве он забывает о самом себе. Когда порыв проходит, художник очень остро ощущает несовершенство мира, так что с трудом переживает каждый следующий час. А святой плачет и о своем ничтожестве без Бога, и обо всем человечестве. Святого по праву называют небесным человеком; ведь все, чего он ждет и жаждет, все, что его радует, находится у Бога. Святой смотрит на Землю как мать на больного ребенка, радуясь, если ребенку стало легче и он не плачет. Святой страдает всеми страданиями земли и людей.