Андрей Беспамятный. Кастинг Ивана Грозного - Александр Прозоров

Смертоносный дождь не ослабевал ни на минуту. Вот всхрапнула лошадь, вот другая. Вот, злобно ругаясь, спрыгнул с завалившегося коня незнакомый сержанту холоп. Вот послышался уже человеческий болезненный вскрик. Неожиданно почти одновременно выпали из седел сразу двое степняков.

И тем не менее скачка не замедлялась, расстояние между отрядами сократилось до сотни шагов. Пара последних выстрелов — уже прицельных, гранеными наконечниками в близких врагов, в их злые глаза, в черные сердца потомственных грабителей и насильников — и боярин Умильный кинул лук в колчан, схватил щит, выдернул из петли рогатину и наклонил острием вперед.

В этот раз его противником оказался совсем молодой татарчонок, безусый и с большими испуганными глазами. Не мудрствуя лукаво, боярин ударил рогатиной в середину щита, одновременно принимая своим его копье и отбрасывая по касательной в сторону. Неопытный мальчишка щит держал поперек седла, не отбиваясь, а прикрываясь им. Естественно, дерево не выдержало удара, помноженного на скорость и вес закованного в латы воина и его боевого коня, и просто раскололось поперек, а рогатина пошла дальше, нанизав на себя человека, словно вязальная спица — шерстяной клубок. Илья Федотович опустил рогатину, сбрасывая с нее мертвое тело, снова поднял, метясь в грудь ногайца с морщинистым лицом. Копья столкнулись, взаимно парируя удары, всадники грохнули щитами — и разъехались на встречных направлениях, так и не сумев лишить друг друга жизни. Умильный нацелил рогатину в следующего врага, удачно принял на щит его пику — но сам промахнулся, и наконечник вошел под седло, в тело татарского коня. Отдача едва не вывернула руку — боярин бросил копье, выдернул саблю, ударил окантовкой своего щита в низ татарского — верхний край качнулся наружу, приоткрывая щель, и Умильный наугад ткнул туда саблей. Разъехался с этим татарином, скрестил сабли с другим, в островерхом шлеме, похожем на шелом, но обитом по краю горностаем. Рубанул раз, другой — но под клинком все время оказывался обтянутый черной кожей круглый щит. Ногаец попытался уколоть витязя сбоку, округ щита — но удар пришелся в прочную пластину зерцала. Наступательный разбег выдохся, кованая рать завязла в татарской массе, остановилась, и боярин теперь бился только с одним врагом, вынужденный или убить его, или погибнуть. И в этот момент позади, за спиной, послышалось залихватское посвистывание, улюлюканье, радостный вой атакующей татарской конницы, и ногаец зловеще улыбнулся.

* * *

Аримхан был отважен, а не глуп, и потому заставил своих нукеров не просто спрятаться за лесом, а спешиться и, придерживая коней, уйти под деревья. Так, чтобы случайный враг, заехавший слишком далеко и случайно заглянувший за островок березняка, перемешанного с тополями и осиной, не разглядел ничего, кроме серых стволов и колышущейся листвы. И только когда со стороны обоза донесся яростный вопль атакующей русской конницы, лязг сабель, грохот столкнувшихся щитов, он приказал подниматься в седло.

Атакующая лава, дождавшаяся своего часа в засаде за Бакаевским лесом, молча, дабы не привлекать к себе внимания раньше времени, пронеслась по чистому полю и врезалась ратникам в спину, мгновенно стоптав задние ряды и прижав всех остальных витязей к основному отряду. И только двум-трем десяткам нукеров Анвар-бея удалось избежать гибели, вовремя шарахнувшись в стороны от места битвы. Их никто не преследовал: Аримхан, пользуясь внезапностью и немалым численным преимуществом, торопился вырезать всех русских воинов, попавших в окружение.

Вой и посвист услышал и Матях, пока что наблюдавший за схваткой из безопасных задних рядов. Он обернулся и увидел, как из-за березовой рощи вылетают все новые и новые десятки татар, мчащихся во весь опор, пригнувшихся к самым гривам, выставивших вперед длинные копья с веселыми цветастыми кисточками чуть ниже наконечников.

— Вот черт… — только и успел сказать он, пытаясь развернуть скакуна навстречу новому врагу, но в плотном ратном строю это никак не удавалось ни ему, ни его более умелым в обращении с лошадьми соседям. Воины извивались в седлах, выкручивались, пытаясь выставить рогатины против нового врага. Закованный в железо Лебтон просто кинул свою полосатую пику, выдернул меч и направил его в сторону ногайцев. Минута, другая — и кочевники оказались уже совсем рядом, а секунду спустя копье ударило Матяху в щит, выбило его из рук куда-то за спину, мелькнуло над головой, но неопытному седоку хватило и этого: сержант взмахнул ногами и полетел вниз.

«А вдруг это всего лишь сон?» — с надеждой подумал он, но удар о землю, перетряхнувший все внутренности, мгновенно развеял надежду: здесь люди калечат друг друга по-настоящему. Матях увидел опускающееся прямо на лицо грязное коричневое копыто, поддернул бердыш и прикрылся им плашмя. Холодное лезвие со страшной силой вдавилось в лицо, размазывая нос по щекам, потом отпустило. Сверху рухнуло тяжелое тело, забилось в судорогах. Потом конское копыто опустилось на землю рядом с плечом. Андрей почувствовал себя мухой, по дурости своей залетевшей в кофемолку и теперь уворачивающейся от мелькающих ножей. Поднатужившись, он отпихнул тело в сторону, подтянул ноги, приподнялся. Вставать было некуда: над головой покачивалось конское брюхо.

«Наш, не наш? Жопа к лесу повернута… Значит, татарин!»

И сержант резанул длинным лезвием бердыша вдоль по брюху. О том, что за этим последует, он задумался поздновато: рыжая шкура разошлась, и прямо на голову обрушился поток крови вперемешку с горячими потрохами.

— Aп, aп, — хватанул он воздух, пытаясь не захлебнуться этим парным месивом, напряг все силы и резко выпрямился.

По глазам ударило чистым солнечным светом, легкие наполнились чудесным свежим воздухом. На радостях Матях торжествующе завопил, вскинул бердыш высоко над головой и тут же опустил его на голову ближайшего ногайца. Лезвие чиркнуло по стали остроконечного шлема, срубило кусок меха с обивки и впилось бедолаге в плечо, отрубив руку вместе с частью тела. Андрей дернул огромный топор на себя, крутанулся вокруг оси, пронося бердыш, словно остро отточенную тяжелую вертолетную лопасть. Оружие прорубило халат одного татарина, вспоров тело до самых костей, достало второго. Пустить кровь третьему инерции не хватило — но, крепко получив по голове, он изящно кувырнулся через круп на землю.

— А ну, ложись, болезные!!! — взревел сержант, замахиваясь в другую сторону. Один татарин попытался парировать удар — но легонькая сабля тяжелого топора остановить не смогла, и сразу оба клинка впечатались ногайцу в лицо. Брызнула кровь. — Пообе-регись!!!

Драться пешему против конных оказалось чертовски удобно. В росте Матях конным не уступал, зато твердо стоял ногами на земле и в любой момент мог пригнуться, подпрыгнуть, отступить в сторону. Взмах бердыша — и показавшаяся над краем щита голова, отделяясь от плеч, улетает в сторону. Тычок подтоком в обратном направлении — удар вминает красивую, с серебрением и позолотой, кирасу глубоко под ребра. Укол — острие лезвия погружается глубоко в конскую шею, опуская татарина под копыта своих же друзей. Короткие сабли кочевников просто не доставали до орудующего длинным бердышом Андрея, а пики ногайцы побросали, когда после первой сшибки сеча перешла на короткую дистанцию.