Время барса - Петр Катериничев

Что еще? Сеть мелка. Задерживает не только крупных хищников, но и мальков.

Для него же, Маэстро, задача остается прежней: попасть в сеть и так ее рвануть, чтобы свалить рыбачка в пучины вод. В омут. Да притопить, чтобы не выбрался.

Никогда. Предварительно убедившись только, что это тот самый рыбачок, а не траулер «Надежный», не эсминец «Стремительный» и не большой противолодочный. крейсер «Стерегущий». Иначе — греха не оберешься. Такие дела.

— Как вы меня разыскали? — спросил Маэстро.

— Не знаю.

— А если подумать?

— Я или знаю, или нет. О чем думать? Мне дали приказ, я — выполнял.

— А высказать предположение? И — забудь про «преамбулу». Шею сверну, если будешь врать. Если же станешь «активно помогать следствию» — вовсе даже наоборот.

— Что — наоборот? Срок скостите?

— Сроки на этой грешной земле не люди определяют.

— То-то вы похожи…

— На кого?

— На демона.

— Врубелевского?

— Нет. Лермонтовского.

— Льстишь?

— Бодрюсь. Когда тебя прихватили так крепко, хочется хоть перед самим собой выглядеть если не героем, то бодрячком.

— Так куда веселее. Так кто на меня навел?

— Летчик, — пожал плечами пленный. — Пилот вертолета.

— Все очень просто и очень грустно. Нас ищут?

— Еще как! После того шороху, что подруга ваша вчера наделала… А после сегодняшнего — и подавно. Засуетились все.

— Чего вдруг?

— Шутите?

— Да уж какие шутки.

— Ничего себе — «вдруг». Сначала Рому Ландерса и Батю валите, потом — девка ваша Креста опускает на ствол и колеса, потом — все пацаны из команды Черепа к «верхним людям» уходят, как чукчи, и вы еще спрашиваете — чего хотят?

— Спрашиваю.

— Денег хотят. Все хотят денег. — Ты тоже?

— Я уже отхотел. Две нижние клешни прострелены, больно, никакая хотелка не заработает.

— Резонно.

— За вас большие деньги обещаны. По здешним меркам — очень большие, это же не Москва. — Пленный вздохнул.

— «Не вздыхай так тяжко и напрасно…» — пропел Маэстро строчки на какой-то полузабытый мотив.

— Не повезло мне.

— Это как посмотреть. — Маэстро кивнул на труп в салоне. — Ему не повезло больше.

— Так везет не всем.

— Прекращай ныть!

— Я не ною. Просто хотелось пожить.

— И денег хотелось?

— Конечно. Я же сказал, пожить. Без денег — что за жизнь?

— Денег всегда меньше, чем людей, которые их хотят. Вот и прореживают друг дружку. Беда.

— Беда… Да наплевать на всех. Мне на них, им — на меня. Всем на всех.

Жизнь — дерьмо. Маета пустопорожняя, и нету в ней ничего. Ни ласки, ни откровения, ни смысла.

Маэстро усмехнулся:

— А ты философ. Когда было лучше?

— Не знаю. Моя мамашка говорит — раньше. А я не верю.

Маэстро почувствовал, что пленник затосковал. И сейчас ему нужно дать возможность пусть на минуту, но расслабиться. Иначе он может создать проблемы.

Например, попытается освободиться. И тогда — погибнет раньше, чем он, Маэстро, успеет поговорить с ним обо всем, что его интересует.

— Правильно не веришь.

— Жизнь дерьмо.

— Очень похоже.

— Люди только и делают, что мечутся между болью и страхом. Оголтело мечутся. Это метание и прозывается жизнью.

— Кто бы спорил.

— И до денег добредают не все.

— Новая мысль. Оригинальная.

— Издеваетесь?

— Вот еще… Когда я издеваюсь, то иголки раскаленные под ногти вгоняю. Не веришь?

— Верю.

— Во-о-от. Пленник вздохнул:

— А жить все равно охота.

— Инстинкт, — пожал плечами Маэстро.

— Ну. Надежда умирает последней.

— Нет. Надежда не умирает никогда.

— Вот в этом вся подлость. Вы меня убьете. Маэстро?

— Нет.

— Почему? Вы же сильнее.

— Разве?

— Сейчас — да.

— Хм… Сильные побеждают слабых, умные подчиняют сильных. А над теми и другими господствуют подлые. Те, что умеют предавать раньше других.

— Это сентенция?

— Это наблюдение. Опыт.

— Зачем мне ваш опыт?

— Кто знает?

— Вы не ответили… Вы ведь меня все равно убьете?

— Если бы тебе было все равно, ты бы не спрашивал.

— Чего цепляться к словам? В этом дерьмовом мире собственная шкура — единственное, что серьезно волнует кого бы то ни было. Я не исключение.

— Тогда исключение я, — горько усмехнулся Маэстро.

— Неужели? У вас недавно была прекрасная возможность уйти из жизни, минуя формальности и бюрократические проволочки.

— Я — противник насильственной смерти.

— Бывает другая?

— Хороший вопрос.

— Так вы убьете меня?

— Еще более хороший вопрос. Нет, не убью.

— Почему? Вы же старый волк.

— Не такой уж и старый.

— Это даже не по правилам.

— В смерти нет правил.

— Разве?

— Устал я убивать.

— Устал?

— Да. И потому правила с некоторых пор я устанавливаю себе сам.

— Так бывает?

— Поживем — увидим.

Тоска, нежданная и острая, кольнула сердце. Маэстро вдруг понял, что жизнь, его жизнь, прошла, и прошла напрасно. Он ничего не создал, ничего не воплотил и никого не смог защитить… Все прошло. Осталась только месть. Его месть Лиру. За что? За погибших ребят? Или за себя самого? За свою жизнь, сгоревшую, как скверная свечка?.. Лир… Этот властолюбивый старик выигрывал раньше раз за разом. Что нужно противопоставить ему, чтобы выиграть теперь? Да и что такое «победа»?

Стоп! Все это чушь и глупость! Победа — это слово еще более сладкое, чем свобода! Ибо в победе — воля! Самоотверженная, реализованная воля! Самое скверное, что он, Маэстро, позволил себе начать себя жалеть! Пока не кончен бой, пока не сыгран раунд, пока… Да даже если жить тебе осталось час, а в пистолете один патрон — это не повод застрелиться! Достань врага, выполни задачу, а потом — плачь, рыдай, лей, когда тебя никто не видит, жалей себя… Но недолго. Что же произошло? Что? Старость? Или — следствие контузии?