Флэшмен в большой игре - Джордж Макдональд Фрейзер

Наверное, это звучало отлично — бесхитростный Флэши говорит абсолютно спокойно, в то время как все остальные аж порозовели от возбуждения. Они же не знали, чего мне стоило взять себя в руки, пока я читал письмо. Теперь же вся штука была в том, чтобы Уилер сделал свой ход — причем правильный. Потому что он был полон недоверия к Нана и уже почти готов был прислушаться к предложениям горячих голов, призывавших его швырнуть это письмо прямо в рожи бунтовщиков — большей бессмыслицы я в жизни не слышал. Вот нам, приговоренным к неизбежной смерти, предлагали спасение на самом пороге гибели и более половины идиотов на этом импровизированном совете собираются с ходу все отвергнуть. У меня так и похолодело внутри и я подумал, что тут нужно действовать осторожно.

Тем не менее Уилер увидел смысл в моем предложении и решил, что я вместе с Муром должны будем отправиться на встречу с Нана-сагибом и лично послушать, что он нам скажет. Слава богу, что он выбрал меня — как правило, я без особой охоты сую голову в пасть льву — даже под белым флагом перемирия — но именно в этих переговорах я намеревался участвовать лично. Я не хотел, чтобы что-либо помешало нашей сдаче — ибо если я хоть что-то понимал в этом деле, то все шло именно к ней. И тем не менее репутация моя должна была остаться на высоте.

В полдень Мура и меня под эскортом провели через позиции мятежников, причем миссис Джекобс в своем гхари тряслась рядом и тарахтела без умолку. О, да — это был настоящий стыд, хорошо хоть неопределенность ситуации предотвратила ее дальнейшее путешествие с нами по жаре — до самых холмов. Кстати, я так и не понял, кем она была; судя по виду — типичная сводня-полукровка, которую использовали в качестве посредницы, потому что выглядела она чертовски нейтрально и безобидно. Хотя, возможно, я и ошибался в этой леди.

Печально известный Нана-сагиб ожидал нас перед большим шатром, разбитым под сенью рощи, с кучей слуг и прихлебателей, толпящихся вокруг, и несколькими гвардейцами-маратхи, в нагрудниках и шлемах, стоящих по обоим краям большого афганского ковра, раскинутого перед его креслом. При виде этого ковра меня передернуло — он до боли напомнил мне тот, на котором Макнотена в Кабуле схватили и изрубили в куски при весьма сходных обстоятельствах. Так или иначе, мы с Муром расправили плечи и гордо вскинули головы, как и подобало британцам в присутствии мятежных черномазых, которые могут вот-вот наброситься даже на послов.

Сам Нана был расплывшимся толстомордым мерзавцем с вьющимися усами и бородкой, держался он очень надменно — таких называют тунг адми.[157]Шелков и драгоценностей на нем было больше, чем на французской шлюхе. Он то и дело переводил взгляд с Мура на меня и, прикрывшись рукой, что-то шептал женщине, стоящей позади него. Ее вид, между прочим, вполне мог вызвать парочку похотливых мыслишек — это была одна из здешних высоких красоток, с чуть обвислыми прелестями и капризно оттопыренной нижней губкой. Ее звали Султанша Адала и мне до сих пор жаль, что не удалось подобраться к ней ближе чем на двадцать футов. Во время последовавшего разговора мы парочку раз обменялись с ней взглядами, что позволило разгореться нашему воображению; еще бы десяток минут тет-а-тет — и дело сделано. Рядом с Нана-сагибом сидел какой-то мутноватый, отвратного вида шельмец. Я быстро смекнул, что это и есть его подручный, Тантия Топи.

Начал же разговор сам Азимула-Хан, высокий, светлокожий красавчик, одетый в затканный золотом халат и тюрбан с драгоценным аграфом. Он, улыбаясь, ступил вперед по ковру, протягивая руку. Мур тотчас же заложил руки за спину, а я сунул большие пальцы за пояс. Заметив это, Азимула-Хан улыбнулся еще шире и грациозным жестом убрал руку — сам Руди Штарнберг не смог бы сделать это лучше. Я назвал наши имена и он широко распахнул глаза от удивления.

— Полковник Флэшмен! Настоящая честь для нас! Я всегда сожалел о том, что нам не удалось встретиться в Крыму, — сказал он, блестя зубами, — а как поживает мой старый друг, мистер Уильям Говард Рассел?[158]

Настал мой черед недоуменно вытаращиться; я и не знал, что этому Азимуле довелось попутешествовать; он не хуже меня владел английским и французским, исполнял дипломатическую миссию в Лондоне — и в то же время успел пробежаться по глупым женщинам нашего высшего света, словно дикий жеребец. Обаятельный умный политик, цивилизованный облик которого удачно маскировал его змеиную сущность; он же, кстати, служил переводчиком для Нана, который не говорил по-английски. [XXX*]

Я очень холодно сказал Азимуле, что мы прибыли, выслушать предложение его хозяина. На что он кивнул, разводя руками.

— Конечно, джентльмены, это весьма печальное дело и никто не огорчен этим более, чем его высочество, что и послужило причиной отправки им письма генералу Уилеру, в надежде, что нам удастся положить конец кровопролитию…

Мур перебил его, заметив, что весьма печально также, что принц не прислал свое письмо ранее или, тем более, не сохранил верность британцам в начале восстания. Азимула-Хан лишь усмехнулся.

— Но мы ведь не говорим о политике, не правда ли, капитан Мур? Мы рассматриваем военные реалии — которые состоят в том, что ваше доблестное сопротивление, так или иначе, подходит к концу. Его высочеству претит сама мысль о бессмысленном кровопролитии; он желает, если вы согласны оставить в покое Канпур, разрешить вашему гарнизону покинуть укрепление с воинскими почестями; вы получите необходимое продовольствие и соответствующие условия для ваших женщин и детей (о которых его высочество проявляет особую заботу) и возможность уйти в Аллахабад. По-моему, это достаточно щедрое предложение.

Нана, который, очевидно, понимал о чем идет речь, при этих словах слегка наклонился вперед, расплылся в масляной улыбке и что-то пробормотал на наречии маратхи. Азимула-Хан кивнул и продолжил:

— Его высочество говорит, что уже идет сбор вьючных животных, чтобы довезти ваших раненых до реки, где вас ожидают лодки, чтобы доставить в Аллахабад.

Я задал вопрос, который так волновал Уилера:

— Какие гарантии личной безопасности будут нам предложены?

Азимула удивленно вскинул брови:

— Но разве они так уж необходимы? Если бы мы хотели вас уничтожить, то должны были бы атаковать или просто немного выждать. Видите ли, мы знаем, в каком положении вы находитесь. Поверьте мне, джентльмены, его высочеством движут исключительно человеколюбие и чувство милосердия…

Не знаю, было ли это спланировано нарочно, но его последняя фраза была прервана диким криком агонии — ужасным воем, донесшимся из-за деревьев. Крик повторился еще раз, а затем потонул в отчаянном вопле боли — так что я почувствовал, как волосы на загривке у меня встали дыбом, а Мур едва не выпрыгнул из своих сапог.

— Что это, во имя Господа? — воскликнул он.