Иностранец - Александр Афанасьев

Ага, вот…

Граффити на стене дома, который нуждается в ремонте уже лет сорок. Лицо Богдана в перекрестье прицела, и подпись: власть – убийца.

Я знаю, как такие набивают. Из поролона вырезается макет, что-то вроде печати, прыскается на него из баллончика и делается отпечаток на стене. И кто-то успел все это сделать менее чем за двадцать четыре часа после того как основной кандидат от оппозиции на будущих выборах был застрелен….

…

Я знал, где живет Лука. Он жил вообще не в Белграде – он жил в Земуне, на том берегу Дуная, раньше этот город принадлежал Австро-Венгерской Империи, а теперь – Сербии. Там квартиры подешевле и сам город более молодежный – но между собой они примерно как правый и левый берег Киева. Лука жил в старом районе, в доме еще австро-венгерской постройки с милым двориком – и мне оставалось только надеяться, что он вернется сегодня домой, а не решит заночевать в Белграде, потому что звонить ему нельзя, и искать его тоже нельзя, потому что я засвечусь и засвечусь капитально. А меня не могут не искать.

Почему Лука? Потому что в одиночку я ничего не сделаю. Потому что у меня теперь нет официального статуса, и я не могу задавать вопросы. И потому что я надеюсь – если он сейчас и не настоящий полицейский детектив, то имеет шансы им стать. А настоящий полицейский детектив не остановится, пока не докопается до правды. Даже если начальство приказывает ему остановиться…

Я сидел в машине и ждал. Перед этим я не только проехал, но и прошел соседние дворы и признаков наблюдения не заметил. Ни срочного ремонта, ни машин с лишними антеннами – ничего такого…

Мне вдруг пришло в голову, что убийство Ани Никич, как бы это дико не звучало – напоминает убийство эрцгерцога Франца Фердинанда. Конечно, где Аня и где эрцгерцог – но и то и это убийство словно стронуло лавину. Словно громадная масса снега пошла вниз, снося все и всех на своем пути, но главное не то что она оставит после себя – а то что открылось на том месте, где был снег. Сараевские снайперы, беременные, которых пинают в живот, лихие девяностые, которые тут были еще более лихими чем у нас – но обществу они повредили меньше. Почему? А потому что здесь – воевали с чужими, те кто у нас становился братками и рекетировал своих – тут уходили на фронт. Но суть мало отличается, и тут и там целое поколение, и не худшее поколение – оказалось перемолото в мясо лихим временем. Те кто должен был стать покорителями Марса – стали братками…

Я мент. Я уже говорил, ментом нельзя быть, если не ненавидишь братву – точно так же сторожевая собака не может таковой быть, если не ненавидит волков. Но последнее что я прочитал на русском – это воспоминания Михаила Орского, бригадира братков тогда, а сейчас именующего себя конфликтологом. Странно, но я не почувствовал ненависти, когда читал все это – хотя прекрасно знал и видел, что тогда творили братки. В этих воспоминаниях не было какой-то особенной блатной романтики – просто жизнь. И не то, что кто-то раскаялся в содеянном, и не то, что я разочаровался… просто я лучше стал понимать, какое значение в жизни людей имеет время, в котором они живут. Из ямы с дерьмом не выбраться с запахом роз. А время, в котором мы живем – зависит от всех нас. От каждого. И обвинять скажем того же Орского и его братков в том что тогда творилось – значит, забывать о своей доле вины. В том, что произошло с нами в девяностых – виноваты мы все…

Ага, вот и Шкода…

Лука вышел из машины, не огляделся. Это плохо – парень нормальной жизнью живет, а у копа такой – нет.

– Лука!

Лука обернулся и увидел меня. Он ничего не сказал, и пистолет не достал. И я тоже не достал. Мы просто стояли и смотрели друг на друга.

– Тебя ищут, русский – сказал Лука

– Я знаю.

– Винтовка была твоей.

– Он украл ее.

– Мы проверили его телефон. На нем был звонок на твой номер, прямо перед выстрелом.

– Я пришел в дом. Увидел, что в нем кто-то побывал. Винтовку украли. Я сразу понял, кто это сделал.

– Почему не позвонил мне?

– Он позвонил мне. Времени не было.

…

– Я пытался его отговорить. Честно пытался. И не смог.

…

– Ради Бога, ты что, думаешь, я отправил его стрелять в кандидата в президенты? И дал ему зарегистрированную на мое имя винтовку?

Лука помолчал…

– Все плохо…

…

– Пошли, я спрячу тебя. Как все уляжется, вывезем тебя из страны.

– Подожди…

…

– Телефон. Оставь его здесь. Иначе они нас найдут…

…

В Белграде, если у тебя есть друзья – ты всегда найдешь, где спрятаться.

Тут полно всяких дешевых гостиниц, молодежных хостелов, дормиториев, квартир на сдачу – сейчас все это стоит полупустое из-за упадка туризма. Лука отвез меня в один из полупустых хостелов, там его друг работал. Он поселил меня без регистрации – одна ночь, завтра надо куда-то перебираться. Теперь оставаться где-то больше чем на одну ночь очень опасно.

Комната раньше была явно жилой. Ободранные стены. Занавески в оранжевом колере. На стене вырезка из журнала с Гораном Бреговичем.

Если бы не интернет – можно было бы подумать, что мы провалились в девяностые.

– Что произошло? – спросил я, когда мы хлебали кофе, любезно сваренный другом – ты что-то знаешь?

– Все знают…

…

– Был митинг. У отеля Москва. Все об этом знали, об этом было объявлено по всей Сербии. Богдан выступал на митинге, когда его застрелил снайпер.

– Милан пытался скрыться?

– Нет

По радио говорили, что покушавшийся убит, но не говорили что при каких обстоятельствах. Не сказали.

– Он ждал полицейских. Даже скрыться не пытался. Поднял винтовку и они стали стрелять.

Даже не пытался убежать. Решил покончить со всем таким вот способом. И с собой и со своим врагом.

Лука помолчал и спросил

– А ты точно не давал?

– А ты думаешь, давал?

– Зачем?

– Ну… отомстить.

…

– Мы же знаем, что Жераич убил…

– Лука. Я офицер полиции…

…

– Был им и до смерти им останусь, это – крест мой. Я знаю, что такое преступление и что такое наказание за него. Мне пофиг, что думают другие. Но мы с тобой работали над этим преступлением. Над тем чтобы поймать преступника. И ты не мог меня не узнать как человека. Так неужели ты думаешь, что я дал свою винтовку больному на голову человеку и отправил его в центр Белграда стрелять!? Ты и в самом деле так думаешь?!

Последние слова я прокричал

– Я так не думаю – сказал Лука – но многие могут подумать. Да и… Милан отомстил за дочь. Это можно понять. Если иначе никак – то, как иначе?