На руинах Мальрока - Артем Каменистый

Вытащить, что ли?

Неизвестный, едва обретя способность издавать членораздельные звуки, тут же доложил:

– Сэр страж, пожалуйста, освободите остальных. Нас били крепко – если им носы закупорило кровью засохшей, то задохнуться могут. Что-то они тихо очень лежат.

– Ты кто? Откуда знаешь меня?!

– Я – Грюнц, латник из отряда сержанта Дирбза.

В принципе я и сам уже понял, кто передо мной, и вопросы задал скорее инстинктивно, чем обдуманно.

Вытащив кляпы у оставшихся двух солдат, я не стал разрезать веревок: во-первых, нечем; во-вторых, не стоит с этим торопиться. Я сейчас ничего не понимал – и уж конечно не мог доверять внезапно обнаружившимся разведчикам, практически подаренным мне похитителями.

Самое время отправиться к каналу и покричать моим людям – они, наверное, очень по мне соскучились.

* * *

Зеленый был недоволен.

Птиц, при всех своих странностях, обладал всеми признаками нормального пернатого. В частности, ночью он предпочитал спать и очень не любил, когда его сон прерывали. Вот и сейчас, неодобрительно косясь на связанных латников, он поочередно прищуривал глаза, склонял голову набок, взъерошивал перья и мрачно сопел. Солдаты, подсвечивая факелами, перетаптывались с ноги на ногу, ожидая моего вердикта. То, что товарищи их нашлись живыми, – это, конечно, очень замечательно, но лишь при одном условии: они должны остаться прежними. А в пограничье плен – это всегда подозрительно: откуда знать, кто сейчас затаился в шкуре найденных разведчиков?

Перерожденные маскироваться умели. Вспомнить ту же Йену: она несколько месяцев успешно морочила головы опытным ребяткам – даже подозрительный Конфидус ее не раскусил. Не было никаких примет, позволявших определить, что человек изменен. Точнее, была одна – в теле темного зачастую имеется нечто новое: непонятная штука, местными называемая «темное сердце». Видел я его лишь однажды: какая-то спутанно-волокнистая масса из обрезков проволоки разного диаметра – на кровяной насос вообще не похоже. Так что название, очевидно, выбрано из соображений поэтичности, а не по физиологическим соображениям. Встречается такой девайс только в телах тварей, причем далеко не всех, и успешно используется в местной медицине – тому свидетельство мои затянувшиеся смертельные раны и быстро восстановившиеся после пыток ноги. И чем темнее сердце, тем оно почему-то ценнее.

И есть лишь один способ узнать, имеется ли оно в человеке: надо вскрыть ему грудную клетку – других методов вроде бы не существует, если не вспоминать маловразумительных слухов о тайных способностях инквизиторов. С учетом местного уровня медицины, в случае необоснованных обвинений подозреваемый при таком методе дознания может быть оправдан, но выжить, увы, не получится.

Немножко я неправильно выразился: у простых людей нет других способов. У стражей полуденных он есть. И даже у стража-самозванца имеется. Этот способ сидит сейчас у меня на запястье и неодобрительно изучает связанных латников.

Вид у Зеленого нерадостный, но не шипит и не раздувается угрожающе – ему просто спать хочется, и птиц не может дождаться, когда же наконец его оставят в покое.

Нет, даже в случае с очень хитрой Йеной он всегда нервничал при ее приближении. А уж нашествие тварей попугай всегда засекал заранее, если трезв был: раздувался, становясь в три раза больше обычного. До сих пор не пойму – с какой целью он это делал? Может, надеется погань своим грозным видом запугать?

– Развяжите их, они в порядке, – разрешил я, устав таращиться на Зеленого.

– Вы уверены? – настороженно уточнил Мирул.

– Да. В ваших товарищах нет зла.

Напряжение, сковывавшее всех, тут же спало. Воины загомонили разом, одновременно; мешая друг другу, бросились развязывать разведчиков. Те были рады еще больше – небось о многом передумали, пока их волокли в лагерь, а потом держали перед раздраженным попугаем. Малейший шик вредной птицы – и все, никто даже не станет разбираться. В таких судах не бывает апелляций: голову с плеч, тело на куски, куски в огонь. И даже если в груди не найдется ничего постороннего, никому это не поставят в вину – вердикт пернатого детектора обсуждению не подлежит.

Ткнув пальцем в Грюнца, обнимавшегося с Мирулом, я описал его биографию на час вперед:

– Умыться, замазать раны, пожрать – и ко мне на разговор.

* * *

– Ты уверен? И в первом, и во втором отряде были твари поганые? – уточнил я.

Латник, перекрестившись по-местному, истово выдохнул:

– Да, сэр страж! Хотя я ни в чем уже не уверен полностью после всего, что было, но разве это не твари? С виду человек обычный, разве что низкий, и шея такая короткая, что голова прямиком из плеч растет. И плечи очень широкие. Глаза маленькие, черные, в одну точку таращатся всегда, и никак с ними взглядом не встретиться. Одежда у них есть, но странная: юбка кожаная с прорезями по бокам и жилетка, тоже кожаная, но материал чудной – будто рыбья кожа. Сильные как быки – меня, когда на нас напали, этот малец будто куклу детскую оземь швырнул. По деревьям бегают, как мы по земле; на самую отвесную скалу легко вскарабкиваются; раненого на плечах тащил будто хворостину – даже не запыхался за весь путь. В итоге помирать тот начал у него на плечах. И молчат они – ни слова никогда не слышал. Сэр страж, не бывает таких людей! Твари это, поганые твари!

– Выходит, остальные демами были, раз с тварями совместно действуют?

– Не знаю я, но выходит, что демы, – твари их приказы выполняли. Сам слышал, как эту, что вас притащила, Рыжая Смерть натаскивала – объясняла, что и как делать.

– Эта Рыжая: она – человек?

– А кто их, демов, поймет… Хорошо бы ножом под ребрами поковыряться – проверить. Да только где ж ее сыщешь теперь… Ох видели бы вы, каким тропами нас водили, через что пробираться приходилось. Гады знают тут каждую веточку и лист на дереве, а леса здесь такие… а горы какие… Нет, сэр страж, не поймать нам их там. Тут, по уму, сперва разведку надо проводить не одну неделю, большими отрядами, со следопытами хорошими, а затем крепко обкладывать их стоянки, по следам найденным, тройной цепью, и давить со всех сторон. А если выскользнут, то висеть на хвосте, не давая передыху. Давить, давить и давить – не давать ни мига на передышку. Но сил на такое много надо, потому что если не хватит, то не они, а мы обессилеем от такого – этим тварям здесь легче, чем нам. Они у себя дома, а мы здесь чужие и знать ничего не знаем.

– Ладно, Грюнц, тебе надо отдохнуть: иди. С рассветом мы выступаем – постарайся хоть немного выспаться.

Оставшись у костра один, я подбросил дровишек и, уставившись в огонь, задумался.

Рассказ латника оказался не слишком длинным, но странностей в нем было немало. Как мы и предполагали, на их лагерь напало около полутора десятков врагов, причем один из них действительно был настолько силен и ловок, что сумел добраться до часового по деревьям. Тот самый коренастый коротышка, что меня умыкнул. Или не тот же, а такой же: как понимаю, их у врагов имелось как минимум два.