Разум и чувства - Джоанна Троллоп

— Билл предложил Эдварду работу в Делафорде, — сказала она.

С раскрытым от изумления ртом Белл отвернулась от чайника и уставилась на дочь.

— Дорогая! Не может быть! Как замечательно! Или нет?..

— Я думаю, действительно замечательно. Похоже, это именно та работа, в которой он мог бы себя проявить. Помогать людям…

— А мисс Люси?

— Ну, — усмехнулась Элинор, — помощь ближнему вряд ли входит в число ее приоритетов, ты согласна? Но она наверняка оценит и поместье, и Билла с его знакомствами, и прочие блага…

Белл налила кипяток в кружку Элинор.

— А как же ты, дорогая?

— Я ничего не имею против, мама. Я уже говорила, что со мной все в порядке, и не собираюсь дальше развивать эту тему.

— Но наверняка тебе очень грустно! Мы все надеялись…

— Мама!

Белл поставила кружку на стол перед Элинор. Потом сказала:

— Теперь я понимаю, почему Джон вдруг позвонил.

— О чем ты?

— Билл предложил Эду работу. Это полностью объясняет его звонок. А я-то гадала, с чего ему вздумалось звонить — он никогда не разговаривал со мной по телефону, — и никак не могла сообразить, о чем он толкует: Фанни то, Фанни се, Фанни так обижена, Фанни предали, ее мать такая замечательная, и они обе с таким мужеством восприняли новость об Эдварде, и нам тоже необходимо знать, как это было, хотя в дальнейшем и не стоит упоминать об этом, потому что им не хотелось бы ничего слышать… И знаешь что еще?

— Нет, — сказала Элинор и подула на свой чай.

— Знаешь, что сказал Джон? Что он осмелился мне сказать?

— Меня, — ответила Элинор, — уже ничем не удивишь.

— Он сказал, — возвысила голос Белл, — что Фанни настолько возмущена недостойным поведением барышень Стил, что, будь выбор за ней, она предпочла бы, чтобы Эдвард выбрал тебя! Ты можешь поверить? Он сказал, что сейчас, конечно, уже поздно, но, если бы время можно было повернуть вспять, Фанни предпочла бы видеть тебя своей невесткой. Я просто не поверила своим ушам! Я сказала: «Джон, и ты еще осмеливаешься говорить мне такие вещи после того, как вы с Фанни так отвратительно вели себя с Элинор и со мной?» Но ты же знаешь, какой он: сделал вид, что ничего не слышит, и снова принялся восторгаться своей Фанни, а потом заявил, что ее единственное утешение теперь — Роберт, который находит эту ситуацию донельзя забавной и очень смешно изображает, как Эдвард пытается управляться с психами в лечебнице у Билла, так что она не может удержаться от хохота. Да уж, смешнее некуда!

Элинор отпила чай.

— Он просто идиот.

— Джон говорит, ты понравилась ему.

— Возможно.

— Еще он сказал, что, по мнению Роберта, Эду ничего не светит в Делафорде, потому что он все равно не справится. Люси же Роберт назвал обыкновенной дурой.

— Мама, меня это совершенно не интересует.

Белл опустилась на стул рядом с дочерью.

— Фанни пригласила нас в Норленд!

Элинор развернулась и изумленно вытаращилась на нее.

— Быть не может!

— Сомневаюсь, что это искренне. Пожалуй, я описала бы ее приглашение как очень неуверенное. Но она все же это произнесла! По собственной воле! Боже, ну и денек!

Элинор задумчиво заметила:

— Думаю, Люси немедленно примется обхаживать Билла Брэндона.

— Он слишком умен, чтобы питать иллюзии на ее счет. Билл ей не поддастся. Дорогая…

— Что?

— Как ты считаешь… по-твоему, он еще не охладел к Марианне?

— Нет, — коротко ответила Элинор.

— Ну конечно, — закивала Белл. — Я всегда питала к нему теплые чувства.

— Правда?

— Точно так же, как не могла избавиться от подозрений по поводу Уиллза. Внешность у него божественная, не спорю, но есть что-то в его глазах, что меня всегда настораживало. Я ведь не раз это говорила, помнишь?

— Мам, — сказала Элинор, — говоря о Марианне…

— Мне бы хотелось, чтобы она обратила внимание на кого-то вроде Билла. Надежного, настоящего мужчину, как он.

— Мам, — повторила Элинор, — она уезжает из Лондона.

— Что?

— Марианна больше не будет жить у миссис Дженнингс. Шарлотта убедила ее погостить у них в загородном доме. Где-то в окрестностях Бата. Или Бристоля, неважно. Это своего рода… промежуточный пункт. Перед возвращением домой.

Белл, внезапно посерьезнев, посмотрела на дочь.

— Элли, это значит, ей лучше?

— Надеюсь.

— Бедная малышка Марианна.

Элинор поставила кружку и накрыла руку матери своей.

— Она очень изменилась, мама. Стала другой.

— Правда?

Элинор склонилась к матери и поцеловала ее в щеку.

— Она по-прежнему поступает по-своему. Но твоя дочь очень старается повзрослеть. Скоро сама увидишь.

Марианна стояла неподвижно в центре спальни в Кливленд-коттедже, которую выделила ей Шарлотта. Это была очаровательная комнатка с двумя кроватями и окном, выходившим на запад; беспощадное апрельское солнце заливало лучами спальню. Марианне всегда казалось, что в весеннем свете есть что-то жестокое. Не менее жестоким было зрелище, открывающееся за окном: западные графства, простиравшиеся до Девона, где находился Бартон, Алленем, а также имение Комбе-Магна, где, как она когда-то слышала, родился Уиллз.

Марианна медленно пересекла комнату и остановилась у окна. Она чувствовала, как тоска снова наваливается на нее, несмотря на солнечный свет, на весенний садик прямо под окном и на уютные домашние звуки, мешавшиеся с голосами Шарлотты, ее матери и малыша, которые доносились из других частей дома. Дело было не в разбитом сердце — уже нет, скорее, в воспоминаниях о том, какой она была до той роковой поездки в Лондон: о девочке, исполненной незамутненного счастья и блаженного неведения, к которым нет возврата. Той девочки, страстно устремлявшей свои взоры на запад, больше не существовало; она не просто стала трезвее, а словно уменьшилась в размерах — как если бы огромный шар, полный иллюзий, трепетавший у нее внутри, вдруг сдулся, оставив лишь горький пузырек разочарования.

Окно в комнате было открыто — высокое окно в обрамлении белых льняных гардин в розовую и серую полоску. Марианна оперлась о подоконник и выглянула наружу. За окнами простирался обширный парк; несмотря на название, Кливленд-коттедж был не просто загородным домом, а настоящим поместьем с внушительным особняком в окружении старых деревьев, подъездной аллеей, холмами, убегающими на юго-восток, и даже беседкой в античном стиле, расположенной на некотором удалении, которую, по словам Томми, построил кто-то из его предков.