Не та, кого ты искал - Амина Мэй Сафи

С этими словами Таня посмотрела Лулу прямо в глаза.

– Я объявляю твое наказание завершенным. Я – довольная невеста. Khalas[49]. – Таня потерла руки, чтобы подчеркнуть свои слова.

– Azzizati[50], – сказала биби Хукум, бабушка Тамры, Тани и Дины. Ее большие, морщинистые руки ущипнули Лулу за щеку. Затем она издала гортанный звук и несколько раз хлопнула в ладоши, качая головой из стороны в сторону с видимым весельем.

– Ай, биби, – сказала Таня своей бабушке и подмигнула Лулу поверх ее головы.

– Таня Милостивая, – объявила Лулу.

Таня опять засмеялась.

– Можешь идти, Лулу. Ты свободна.

Та подняла голову, слегка обескураженная.

– Но если ты пропустишь мой девичник, я заберу назад свое прощение, – закончила Таня, смеясь.

– Спасибо. – Лулу застыла на мгновение, не решаясь уйти.

– Ты слышала меня, – Таня махнула ей. – Иди!

Лулу встала, взяла свою сумку и направилась к двери. Прежде чем выйти, она неловко помахала группе женщин, на что те закудахтали и помахали ей в ответ. Ей следовало бы отправиться прямиком домой. Но у нее возникла другая идея.

– У меня есть один час, – предупредила она из открытого окна машины, припарковавшись перед домом Джеймса.

– Круто, – выражение лица у него было нерешительное. Он открыл дверь и плюхнулся на пассажирское место. – Куда?

– Милкшейки? – спросила Лулу.

– Милкшейки, – согласился Джеймс. Его лицо прояснилось, и на нем проступила радость.

Они тронулись с места. Лулу вела машину и болтала. Она рассказала про Таню-невесту, тетушку Зину и Дину-стерву. Рассказала про отельные банкетные залы, и покрытый глазурью миндаль, и про разрезание свадебного торта огромным мечом. Джеймс смеялся в нужных моментах и внимательно слушал ее, потягивая свой клубничный милкшейк. Лулу стало любопытно, будут ли его губы на вкус как клубника. Но он не пытался ее поцеловать. Он только слушал, пока она говорила, и смеялся, когда она шутила. Она так и не рассказала ему про план мести Дейну, хотя это чуть не сорвалось у нее с языка раз двадцать, но каждый раз она удерживала язык за зубами. Она задалась вопросом, встречаются ли они и хочет ли она этого. Их отношения были странными, они были вроде как друзья, но не совсем.

Расплавила бы его Ло своим взглядом, подумала Лулу отрешенно, или она одобрила бы его кандидатуру. Но это было неважно – Ло не отвечала ни на один звонок или сообщение. Она уже удалила все отметки с Лулу с их совместных фотографий. Вот Одри, скорее всего, не одобрила бы Джеймса. Но, поскольку мнение Одри не имело значения, Лулу в нем и не нуждалась. Но потом Джеймс пошутил про скорость полета ласточки, и она невольно представила, как это рассмешило бы ее подругу. Эмма, решила Лулу. Она расскажет про Джеймса Эмме.

– И я не могу решить, кто бесит меня больше: Бен или Реза, – продолжала Лулу. – Бен считает, что дает мне самый дельный совет в мире, хотя это не так, а Реза смотрит на меня так, будто у меня на голове выросла третья рука.

– Почему ты им этого не скажешь?

– Нет, Бен видит вещи такими, какими ему хочется, и ничего хорошего не выйдет, если я попытаюсь это поменять. А Реза, кажется, перестал меня вообще понимать. – Лулу отвернулась, не понимая, почему она все это говорит вслух. – Знаешь, я всегда хотела сестру.

– С сестрами вовсе не так весело, как говорят, – заметил Джеймс.

– Мои братья сказали бы то же самое.

– К тому же я слышал, как ты говоришь про своих подруг. Похоже на то, что у тебя уже есть сестры. Хочешь ты того или нет. – Джеймс сделал последний глоток своего милкшейка, затем глянул на часы. – Черт. Час уже прошел.

* * *

Лулу помолилась Богу за три простые вещи: пустой дом, хотя бы один свободный час для себя и кока-кола в холодильнике. Холодильник оказался практически пустым, если не считать разнообразия приправ, пары банок пикулей и одного сморщенного фрукта, который некогда был либо лимоном, либо грейпфрутом.

А потом из другой комнаты ее позвал отец.

– Привет, хабибти, как прошел день? – Ее баба сидел в своем кресле в гостиной, ел апельсин и читал газету, которую не успел дочитать утром.

– Хорошо.

– Я отправил последний вариант своей книги, – объявил он.

– Отлично. – Лулу подвигала открытой дверью холодильника туда-сюда, как будто это был волшебный фокус, от которого внутри могла вдруг появиться еда.

– Голодна? – спросил ее баба.

– Еще как, – ответила Лулу, не подумав.

– Хорошо! – Отец хлопнул себя по колену и резко поднялся. Он не считался крупным мужчиной ни по чьим стандартам. Более того, он обладал таким телосложением, какое обычно бывает у книжных червей, каковым он и являлся. Но все равно у него была впечатляющая внешность, его сложно было не заметить.

Через пару минут Лулу оказалась в своей машине, везущей отца за второй порцией милкшейков. Она сжимала руль, думая, когда же она проснется, потому что это очень походило на то, что люди называют внетелесными переживаниями. Когда Лулу переместилась на левую полосу, чтобы свернуть в автокафе, рядом появился пурпурный кабриолет и начал поворачивать направо. Этот уродливый, непрактичный пурпурный кабриолет мог принадлежать кому угодно.

Но его нельзя было спутать ни с чьим другим. Это был кабриолет Одри.

Лулу повернула руль, ее машина плелась позади машины Одри. Стоп-сигналы зажглись и снова потухли. Лулу всматривалась, не в силах тронуться с места, пока машина позади нее не посигналила, и она поняла, что задерживает всю полосу. Она подъехала к окну заказа и повернулась, глядя испуганными глазами на своего бабу.

– Ваниль, – просто сказал он.

– Один ванильный и один шоколадный, пожалуйста. – Лулу проехала дальше, как ей велели, гадая, заказала ли милкшейк Одри, которая все еще ехала впереди нее. Но она не успела увидеть, что подали в следующем окне, прежде чем Одри отъехала.

Отец передал ей наличные. Лулу заплатила и проехала вперед к окну, где только что была Одри. Получив милкшейки, она выехала с парковки. Лулу потягивала свой коктейль, не зная, что делать или говорить дальше. Ее баба пил свой молча.

Лулу хотелось быть храброй, снова хотелось стать той девчонкой, которой общение с отцом давалось легко. Ей не хотелось его обижать, но ей было больно слишком долго, чтобы она знала, как начать. Она заговорила по всем этим причинам и вопреки им. Она сказала то, что должна была и что всегда боялась сказать, то, что, как она думала, принадлежало только ей и никому другому:

– Знаешь, прости меня, что тебе пришлось со мной нелегко. Из-за того, что я сказала тетушке Сальве. И тебе.