Анархопокалипсис - А. Штерн

опомнилась Лесса, медленно пережевывая тушенку. — Спасибо, что позаботилась обо мне тогда, — она улыбнулась, бросая взгляд на стираную простынь.

Харенс от этого заявления чуть не подавилась галетой и, запивая водой, недовольно цыкнула:

— Да я о себе забочусь. Прикинь, если ты подхватишь простуду? У нас и так смертность от болячек повышена! Если ты меня заразишь — тут сразу два трупа будет! А я лучше заранее себе пулю в лоб пущу, чем… в общем, не важно, — она нервно сглотнула от одной мысли о смертоносном ущелье проказы и огляделась по сторонам.

— Болеют не от холода, а от пониженного иммунитета, дурашка! — довольно рассмеялась послушница. — Ну, значит, мне повезло, что набрела на такую скрупулезную дамочку, как ты! Иначе — кто знает?

— Насчет этого, ты, конечно, права, — кивнула Кристин, отправив в рот остаток черствого хлебца. — От холода, конечно, не болеют. Только вот, обморожение — не лучший союзник в поддержании этого самого иммунитета, знаешь ли. Если окоченеешь — обязательно ослабнешь, а там и до гриппа не далеко. И не называй меня «дурашкой», если не хочешь, чтобы я прямо сейчас ушла своей дорогой.

— Извини, извини! — монашка взволнованно замахала руками, чуть не расплескав весь жир из банки. — Больше не буду! И да, ты права. Как-то не подумала об этом, но всё равно, без вируса — не будет никаких ОРЗ. И кстати, как ты до сих пор не померла с такой «диетой»?

— В смысле?

— Ты плохо питаешься! — насупилась девушка. — Поддержание тонуса просто невозможно без сбалансированной пищи, а ты только у Тётушки нормально кушала! Вдруг ты первая заболеешь?

— Сомневаюсь, — буркнула Крис, заедая галету припасенной в баночке консервированной рыбой. — Если ты не заметила, мы сейчас в полевых условиях находимся.

— И что?

— А то, что в дороге я предпочитаю не забивать желудок! — проворчала наёмница, понимая, что план перекусить в полной тишине с треском провалился. — И тебе советую, если не хочешь, уж извини, обосраться во время очередного отстрела какой-нибудь «дичи».

— Ого, похоже на историю о выживающих в лесу егере… эм… егерист… — она задумалась, не в силах подобрать правильную форму для слова «егерь» так, чтобы это относилось к ним с Харенс.

— «Егерях», «егершах», «егерокопок»? — ухмыльнулась Кристин. — Забей, говори как хочешь, всё равно новояз как ввели, так и будут вводить. Раньше Славский был куда более обширный. А вот теперь оскуднел.

— Ты это о чём?

— Не бывает неправильных слов. Всё это — сплошное надувательство.

— Это ещё почему? — удивилась монашка. — Разве можно было бы барыжить знаниями, если бы не было грамотности?

— Если я напишу: «одын у воле не воин», ты прекрасно поймешь, что имелось в виду, — усмехнулась Кристин, проводя ладонью по шершавому бурьяну. — Язык — такой же воображаемый инструмент, как и бо́льшая часть всякой «культуры». Он далеко не один и слишком часто меняется, чтобы кичиться знанием чего-то настолько субъективного. Например, финский совершенно иначе построен, а русский вообще своим же правилам противоречит и в целом поломан. Важнее понимать саму суть.

— Но ты же сама поправляешь меня время от времени! — нахмурилась Лесс, частенько путавшая ударения в заумных словечках.

— Да. Это у меня на автомате. Вредная привычка, можешь не обращать внимания. — подметила Крис и угрюмо хмыкнула. — Говорят, за последние 80 лет славский язык подвергся чудовищным изменениям, в угоду сама знаешь кому, так что, прикидывая все за и против, относиться к такой шаткой конструкции, как к единой константе — не особо удобно. Это должно служить инструментом для взаимопонимания, а не контроля или промывки мозгов.

— Ого! — задумчиво подметила Лесс. — А это ведь интересная мысль! Получается, все науки такие?

— Не все. Если не оглашать весь список, то та же «запретная биология» — одна из самых достоверных и практичных наук. И меня совершенно не удивляет, что её окончательно запретили полвека назад, ещё до того, как Масленок Третий обзавелся нашим с тобой поколением лохов. Кстати, — она сосредоточенно над чем-то задумалась, — насчёт Церкви. Ты мне соврала, будто ты того, смоталась?

— Нет, конечно! Я же уже сказала, что, — Лесс перешла на шепот, — только вид делаю, дур… — заметив пристальный взгляд гончей, она тут же осеклась и виновато подняла бровки, — думаешь, нет?

— Знаю, что да. Это меня и волнует, — хмуро отозвалась гончая, кидая в рот пару таблеток от головной боли и запивая водой, в которую Кель зачем-то добавил мяту. — Но не важно, главное, не донимай меня со своими «здоровыми» привычками! Уж извини, но жизнь вольной бродяги не предусматривает долгого сна и здорового образа жизни. Какой бы ужас тебе не пришлось пережить в стенах Храма, не думай, что я жила многим лучше. Ты ничего об этом не знаешь.

Кристин не любила подолгу находится на одном и том же месте, да и покушать любила весьма. Но только не в дороге, и только не скоропортящиеся продукты, которые тщательно выбирала с тех пор, как ещё в далекой юности отравилась заветренным мясом, после недельной голодовки на одной воде.

— Вольной? — задумчиво ответила Лесса, постукивая деревянной ложечкой по крепкой жестянке и пропуская всё остальное мимо ушей. — «Вольность действий» — высшая привилегия для «вероисповедников». Мы можем свободно ходить по миру, наставляя народ на путь истинный и внушая блага заветные людям не ведающим и ослепшим,[4] вроде тебя. Даже немного обидно, что всякие там воры и убивцы могут делать все то же самое безо всяких там обрядов и поучений!

— Заниматься мирным зомбированием населения, выдавая себя за жертву военного режима, которую якобы исцелили слова Божии? — наёмница скривилась, словно ей попался затхлый кусок рыбной консервы. — Да уж, не завидую я судьбе «обработанных» такими как ты. Впрочем, сейчас я рискую оказаться на их месте, так что сейчас ты куда свободнее меня.

— Понятно. — Алессия улыбнулась и хитро прищурилась. — Но ты сама видишь, как легко я нахожу пути к людским сердцам! Даже до тебя добралась, сама видишь.

— Это точно, — поморщилась Крис. — Разве за тобой не должны «присматривать»? — она подняла на монашку тяжелый недоверчивый взгляд.

— Конечно, но вряд ли нас могут подслушать в такой глуши! К тому же, никому из Церкви, кроме странствующих монахов, вроде меня, нельзя приближаться к землям Рейха так близко без повода, так что, они считают, что сейчас я направляюсь тихонько обрабатывать солдат, — Алессия огляделась по сторонам и умиротворенно вздохнула. — Да даже и так, подслушивают только в оживленных местах. А если нас кто и видит сейчас, то думают, что ты — моя верная защита и последовательница! И не злись, пожалста, но лучше тебе, в