Заговор, которого не было... - Георгий Миронов

И погода такая спокойная у нас... Зима — так зима. Сне­жок падает, легкий морозец. А и летом тоже без особой жары.

Вы понимаете, о чем я? У нас все в меру... гармонично как-то.

Ну, живые люди, всякое бывает.

И убийства бывали. Но все больше на бытовой почве, по пьянке. Значительно реже — из хулиганских побуждений, в драке. Но уж убили — так убили. Как говорится, ногами лежачего не бьют. А тут... Страшно вспомнить, во что убий­цы тот первый из увиденных мной после «работы» банды Ахтаевых труп превратили...

Для нашего хорошего, русского провинциального (с гордостью, не с уничижением слово это произношу) горо­да убийство с особой жестокостью — событие громкое. Сенсация.

Кто?

Ну, прокуратура, милиция перебирает версии, прикла­дывает к схеме убийства биографии бывших наших нару­шителей, рецидивистов, отсидевших свое и вернувшихся на родину озлобленными и школу криминальную прошед­шими...

Действовала банда. Скорее всего — банда. А у нас ни­чего на такое стойкое криминальное сообщество в 1989 году не просматривалось.

Я тогда на место происшествия выехал как дежурный прокурор. Расследовали уже другие люди. Но память у меня всегда хорошая была. И вот запомнились все обстоя­тельства дела, подробности места происшествия, характер ранений, более того, даже планы следствия. Успел позна­комиться со следственными версиями, предположениями сыскарей милицейских по поиску преступников. И при хо­рошей памяти, даже спустя порядочное время, удержал в голове разные мелкие подробности, замеченные при ос­мотре мест происшествия... Маленькие камешки, кото­рые, если доведется это дело расследовать, и будут месяц за месяцем складываться в одну большую, осмысленную мо­заику, помогая искать единственно верное решение.

Ну, было страшное убийство... Идет по нему след­ствие... Меня вроде как это и не касается. У меня другие поручения.

А банда тем временем гуляет по России, оставляя после себя кровавые следы, да вот сыскари никак след не возьмут. Одни версии и догадки. А главное, каждое убий­ство, совершенное в разных городах и пригородах, рас­сматривается, анализируется, расследуется отдельно от Других.

И преступников разные следователи и сыскари ищут разные. Чтобы понять главное, что привело бы к успеху в расследовании этого дела, нужен был качественный сдвиг.

И вот летом 1990 года перешел я на работу в аппарат Кировской областной прокуратуры. И первое дело, кото­рое мне дали расследовать уже в новом качестве, на облас­тном, так сказать, уровне, было дело о нераскрытом убий­стве с особой жестокостью.

Собственно, мне его тогда даже не поручили официаль­но вести, а дали, как говорится, на подмену. Знаете, как актера в театре вводят в уже готовый спектакль: и слова плохо знаешь, и режиссерские гениальные замечания на протяжении всего репетиционного цикла слушал не ты, а другой, и с партнерами никакой поначалу системы контак­тов. Нуда, я заядлый театрал и книгочей: мы с женой, пока детишки не пошли, ни одной премьеры в театре русской драмы не пропускали. Да ничего, дети имеют тенденцию быстро расти. Подрастут, уже все вместе будем ходить на премьеры.

Так о чем я? О вхождении в дело. Если ты его совсем не знал, — и времени много надо, и усилий.

Товарищ, который уже полгода вел это дело от област­ной прокуратуры, уходил в отпуск, чтоб дело не застаива­лось, его мне и подбросили. Молодой, пусть покопается. Может, что и раскопает. И главное — никто, естественно, не знал, не помнил, что я именно тот дежурный следова­тель райпрокуратуры, который в свое дежурство полгода назад на это самое убийство с особой жестокостью вы­езжал.

Надо сказать, в облпрокуратуре безнадежным это дело не считалось. Но и следственные версии пока что никуда конкретно не привели, ни на кого не вывели.

А у меня, между прочим, даром, что молодой, уже к тому времени в производстве было восемь дел, разных по труд­ности и вероятности довести их до суда. Но ведь — во­семь... Только представьте: восемь раз в день подумай-ка о разных преступлениях, ум за разум зайдет.

А с другой стороны, когда обо всех восьми думаешь, не­вольно какие-то сопоставления имеют место.

Так ведь?

А, думаю, чем черт не шутит — всех рецидивистов мне не охватить, а уж тех, кто по моим восьми делам проходит, даже если и вовсе далеко его преступление лежит от этого убийства, я поспрашаю... Вдруг кто и расколется? Расчет, конечно, романтический. Но другого на тот момент я ни­чего не придумал. Все обстоятельства помнил, а с чего на­чать, не знал...

И надо сказать, что среди восьми дел было у меня дело об изнасиловании некоей гражданки Гусевой ее другом, и, судя по всему, давним ее сожителем. Дело, по внешнему рисунку, тухлое. Доказать можно, но очень трудно. Если свидетелей факта насилия нет, то, как говорят юристы, «слово против слова». Он говорит — по обоюдному согла­сию, она — имело место насилие. Может, она мстит, мо­жет, он врет.

Ну, дай, думаю, поговорю с подследственными по ду­шам, и, как учили на криминалистическом семинаре, сде­лаю вид, что следствие располагает сведениями о более серьезных преступлениях, совершенных этим гражда­нином.

А надо сказать, что парень этот, работавший официаль­но истопником в местной психбольнице, уже имел судимо­сти. С одной стороны, это плохо — рецидивисты упрямо на следствии «не колются», даже когда следствие припирает их доказательствами к стенке. С другой стороны, «покупа­ются» даже чаще, чем новички. Опять же знают, что и поторговаться можно попробовать. Ты следователю «сли­ваешь» информацию по интересующему его делу, а он мо­жет представить тебя суду в более приличном виде, а если разговор в самом начале, то и оформить явку с по­винной.

Фамилия этого страстного молодого человека была Дробов.

Сергей Дробов... Личность, надо сказать, малопривле­кательная. Ну, готовлюсь я к первому допросу этого Дро­бова, в котором намереваюсь расставить ему сети. Попа­дет — значит, судьба ему такая. Не попадет — значит или невиновен, или дальше искать надо.

Да, вот насчет «дальше искать». Разрозненных сведений о некоей банде, совершающей убийства с особой жестоко­стью, в прокуратуре было накоплено немало. Просто ка­мешки в мозаику пока не легли.

Опера уже выходили на ее след, следователи прокурату­ры уже обсуждали резко сократившееся число версий. И рано или поздно, конечно, на них вышли бы. Но тут ведь так: «поздно» это значит еще гора трупов. А чтоб «рань­ше» — надо еще голову поломать...

Не буду тут приводить наш с Сергеем Дробовым дол­гий и утомительный диалог, в котором для него было расставлено множество ловушек. В некоторые из них он попал. От чего-то из болезненного самолюбия не смог от­казаться, что-то вынужден был признать, руководствуясь принятыми у воров-рецидивистов правилами, но факт — попал...

Попал, как говорится, на «момент истины».

А дальше уж было технической задачей раскрутить его до конца. Надо сказать, человек он мрачный, нелюдимый, я бы даже сказал, закомплексованный. С такими преступ­никами вести диалог-бой и трудно, и легко.