Раздевайся, Семёнова! - Лючия фон Беренготт

– Иди отсюда! – прорычал он, вновь врубаясь кулаком в челюсть моего несостоявшегося насильника.

Он жутко зол на меня – поняла я вдруг по его тону. И все равно пришел меня спасать… Но как? Как он узнал, где меня найти? И как вообще знал, что меня надо… спасать.

Хрясь!

По звуку Ложкину сломали нос. Или выбили зуб.

Еще удар!

Перестав закрываться, он закатил глаза и беспомощно хрипел.

Я снова кинулась на Виктора, хватая его и держа за руку так крепко, как только могла.

Он обернулся.

– Только не говори мне, что тебе его жалко.

– Нет! Я бы очень хотела, чтобы ты прибил его. Прямо здесь и сейчас… Но… что потом будет с тобой?

Он выдохнул и поднялся.

– Со мной что будет? Разберусь. Как и всегда со всем разбираюсь. А если в следующий раз ты не придешь со своими проблемами ко мне, я тебя выпорю. В буквальном смысле.

– Я…

– Еще минута, и этот дебил присунул бы тебе, – жестко прервал меня Знаменский. – Чем тебя шантажировали? Что накопали?

Я испугалась, что он мог такое подумать.

– Это не про меня… это… Давай выйдем отсюда… Я покажу…

Но показать не получилось. Воспользовавшись затишьем, Ложкин вдруг кинулся на своего обидчика, опрокинул его на пол и, отплевываясь кровью, ударил кулаком в нос. Я завизжала, Знаменский, болезненно мыча, дернул головой… Ложкин ударил снова…

А в следующую секунду уже сам лежал на спине, поверженный человеком на двадцать лет старше себя.

– Это хорошо, что ты на меня напал, гаденыш… - процедил Знаменский, тыльной стороной ладони вытирая кровь с лица. – Я ведь теперь тебя в кровавую кашу уделаю, и никто и слова не скажет…

Я даже представить себе раньше не могла, какой он сильный. Знала, что почти каждый день по утрам бегает и тягает железки в спортзале, знала, что раньше занимался единоборствами… Но результаты такого образа жизни поразили меня до глубины души. Он буквально выбивал из Ложкина дух – удар за мерным, точным ударом. Скула, подбородок, нос… потом грудь, живот, печень…

Черт, он даже не запыхался…

Опомнившись, я снова бросилась к Виктору и схватила его за кулак в тот момент, когда он в очередной раз поднял его – уже никуда особо не целясь…

– Хватит!

Он замер, не оборачиваясь.

– У тебя с ним что-то было?

– Нет! – крикнула я, от одного лишь вопроса чувствуя, как щиплет в носу и глазах. – Я сейчас расскажу… все расскажу…

 В моем кармане вдруг незнакомо звякнул мобильник и, привлеченная странным звуком, я машинально вытащила его.

«Свободное место на диске кончилось», – сообщала мне надпись в облачке поперек экрана. – «Чтобы продолжить аудиозапись, удалите ненужную информацию».

Следующие несколько часов были, наверное, лучшими в моей жизни – если не считать тех, что мы со Знаменским провели на прошлой неделе в ванне. Нет, не занимаясь сексом, просто разговаривая – о жизни, о нашем детстве, о книгах, в которые мы влюбились… Ну, и может, тех пары часов, когда, покончив с разговорами, мы все-же занялись сексом…

В общем, хорошая выдалась ночка, но и эта изо всех сил стремилась приблизиться к ней по своему совершенству.

Засев у Виктора в кабинете, мы оторопело, почти не перематывая, слушали запись длинной в три недели – с того самого момента, как я включила приложение диктофона в салоне такси, уезжая из дома мадам Знаменской… и так и не выключила.

Слава богу, программа во время закачки информации в "облако" автоматически стирала моменты тишины, иначе запись была бы гораздо длиннее. В эти же моменты попали и лекции – из-за удаленности голоса лектора.

А вот наши со Знаменским эскапады и все, что касалось дела об «изнасиловании» Маргариты Грачевой, сохранилось до последнего оха и вздоха.

Эскапады я слушать стеснялась – требовала перематывать, а когда Виктор, с притворно серьезным видом отказывался, утверждая, что необходимо прослушать все – мало ли, чего там важного может обнаружиться – закрывала уши и напевала себе под нос всякую дребедень.

Выключился диктофон только сегодня – и то благодаря тому, что Грачева закачала на мой мобильник «профессиональную» фотографию – весом в почти пятнадцать мегабайтов – и тем съела все оставшееся на диске место – до того, как приложение успело перекачать информацию на виртуальный диск.

Аудиофайлы были каждый обозначены датой и временем – что было крайне удобно, и безусловно поможет, если предоставлять их в суде. Хотя, еще в общаге стало понятно, что ни до какого суда дело не дойдет – разумеется, если мы сами не захотим туда обратиться – Знаменский за клевету, я – за попытку изнасилования и шантаж. Не было никакого шанса, что Ложкин побежит в полицию жаловаться, когда ответом ему будет датированный тем же днем файл с моими «не надо» и «пусти».

Последнее Знаменский слушал со стиснутой до желваков челюстью. Потом резко встал, подошел к маленькой тележке с алкоголем и налил себе коньяку из низкой, пузатой бутылки.

– Пообещай мне кое-что, Катерина… – сказал он – выпив и заев лаймом.

Я вопросительно уставилась на него.

– Пообещай, что никогда и ничего ты больше не будешь делать без моего ведома. Никогда и ничего.

Я хорошо подумала, прежде, чем кивнуть – такое серьезное обещание просто так не дают.

– И еще кое-что пообещай, – продолжил он. – Что бы мне не угрожало, единственное место, куда ты пойдешь, если пришли и требуют за мою безопасность денег – это в полицию. Даже, если тебе покажут меня на видео связанного, с кляпом во рту.

Я напряглась и сама, до боли стиснула челюсть.

– Катя, – настаивал он. – Пообещай мне это. Прямо сейчас. Иначе нам придется расстаться.

Вздернув голову, я уставилась на него не верящим взглядом.

– Расстаться? Нам? Ты серьезно?

Он твердо кивнул.

– Да. Я предпочитаю остаться один, нежели знать, что в любую минуту ты, сломя голову, побежишь в какие-нибудь трущобы меня спасать.

В дверь робко постучали, чем спасли уже меня – я не знаю, смогла бы я сейчас дать ему это обещание. Возможно, когда-нибудь потом…

– Виктор Алексеевич… можно я все-таки… пойду… – в дверь робко заглянула Грачева.

В отличие от Ложкина, Знаменский не стал ее бить, убивать или «резать на ленточки». Во-первых – хоть и мудачка, а все же женщина, а во-вторых, она сделала сегодня вещь, благодаря которой ее можно было если не простить, то отпустить на все четыре стороны уж точно. В то время, как Ложкин пытался залезть мне в трусы, она наткнулась в фойе на примчавшегося разбираться Знаменского – заметив на фотографии обстановку общежития, тот сорвался прямо с лекции и примчался буквально за десять минут. Недолго думая, Ритка схватила его за рукав и потащила в свою комнату. И пусть ее мотивацией был страх стать соучастницей изнасилования, а не какие-нибудь благородные помыслы – факт остается фактом. Если бы не она, говнюк Ложкин точно бы мне «присунул».