Уздечка для сварливых - Майнет Уолтерс

– Остановите Землю, я сойду?

– Именно.

– И нет надежды на спасение, Томми? Купер засмеялся.

– Есть, если никто не будет напоминать мне о Хьюзе. – Он дал Чарли первый факс. – Похоже, Гиллеспи никогда не ходил дальше гостиной, а ключ оказался тупиком.

Джонс выглядел расстроенным.

– Нам нужно что-то конкретное, старик, и как можно быстрее. Мне уже настоятельно советуют бросить это дело и заняться чем-то более результативным. Общее мнение таково: если мы и докажем, что это убийство, то придется попотеть, чтобы обвинить в нем кого бы то ни было.

– Где-то я уже слышал подобное, – кисло сказал Купер. – Если так пойдет, то можно сразу сложить руки и позволить анархистам делать что заблагорассудится.

– Как насчет дневников? Здесь есть сдвиги?

– Особых нет. Обыск ничего не дал, и неудивительно. Я сам проверил каждую книгу во время первого осмотра «Кедрового дома». Вчера я переговорил с Джеком и Рут; они тоже ничего не знают. Правда, Джек вспомнил, как однажды миссис Гиллеспи очень разозлилась, потому что заметила, что ее книги перекладывали с места на место. – Он поднес палец к губам. – Я знаю, это всего лишь предположение, но допустим, дневники существовали и кто-то их искал. Тогда это объясняет, почему рылись в книгах.

Чарли фыркнул.

– Вот именно, это только предположение, – согласился он, – да еще и недоказуемое.

– Да, и все-таки если кто-то искал и нашел дневники, тогда объяснимо и их исчезновение. – Купер сжалился, заметив выражение замешательства на лице Чарли. – Записи могли бы подсказать нам, кто совершил убийство и почему.

Чарли нахмурился:

– Ты хватаешься за соломинку. Сначала докажи мне, что дневники вообще существовали.

– А зачем Джеймсу Гиллеспи врать?

– Потому что он пьяница. Лучшей причины и не нужно.

– Тогда почему Матильда переживала из-за того, что кто-то прикасался к ее книгам? Объясни. Или Джек тоже врет?

Чарли с внутренним вздохом отметил, как Купер уже второй раз называет мистера Блейкни просто Джеком. И когда только этот глупец поймет, что именно неспособность держать дистанцию сводит на нет его шансы на карьеру? «Непрофессионален. Не может оставаться объективным». Вот что написал предшественник Чарли в характеристике Купера.

– Она наверняка догадалась, кто это, – сказал Чарли. – Тем более что выбор невелик. Почему же она не попыталась их переубедить?

– Возможно, она так и сделала. И поэтому ее убили. – Купер постучал по факсу указательным пальцем. – Хотя ключ все осложняет. Если кто знал о нем, то мог зайти в дом, не предупреждая миссис Гиллеспи о своем приходе. Тогда круг подозреваемых значительно расширяется.

– Не сомневаюсь, ты уже обдумывал возможность того, что Гиллеспи – тот, кого мы ищем, и он упомянул про дневники только потому, что считал это общеизвестным фактом.

– Да. Хотя зачем их прятать, если он надеется с помощью дневников доказать аферу жены с часами?

– Двойной блеф. Он прочитал дневники, выяснил, что они доказывают обратное, и уничтожил их, чтобы и дальше утверждать свою правоту. Ну а потом убил жену, чтобы развязать себе руки в отношении миссис Лассель, которая, по его представлению, должна была все унаследовать.

Купер с сомнением покачал головой:

– Не исключено, конечно, но что-то здесь не сходится. Если он сам украл записи, поняв, что они уничтожат его шансы на получение денег, то как он мог быть уверен, что до него их никто не читал? Это слишком туманно, Чарли.

– В этом деле туманно все, – сухо ответил инспектор. – Если дневники существовали... если преступник знал об их существовании... если в дневниках было что-то обличающее... если убийца знал о ключе... – Он замолчал, снова макая печенье в кофе. – Я не понимаю двух вещей. Почему миссис Гиллеспи оставила все деньги доктору Блейкни и почему ее убийца надел ей на голову «уздечку для сварливых», увитую крапивой и астрами? Если бы я знал ответы на эти вопросы, то, возможно, сказал бы тебе, кто ее убил. В противном случае мне придется склониться к версии о самоубийстве.

– Кажется, я знаю, почему она – оставила деньги доктору Блейкни.

– И почему?

– Полагаю, это было что-то вроде поступка Понтия Пилата. Миссис Гиллеспи не слишком хорошо справилась с задачей воспитания собственных дочери и внучки, знала, что они погубят друг друга, если оставить деньги им, и решила передать деньги единственному человеку, которого уважала и с кем могла общаться. То есть доктору Блейкни. Думаю, она надеялась, что доктор лучше справится с тем, что ей самой не удалось.

– Сентиментальная чепуха, – дружелюбно заметил инспектор. – А все потому, что ты мыслишь в обратном направлении: из того, что получилось в итоге, ты пытаешься представить, чего хотел бы добиться нормальный человек. Попробуй мыслить по-другому. Итак, перед нами кровожадная, злобная и противная старуха, которая не только сколотила состояние путем шантажа и сомнительных афер со страховкой, но и истово презирала всех окружающих. Почему, сея вокруг себя только раздоры в течение шестидесяти лет, она вдруг одарила добродушную, приятную незнакомку такими деньгами? Уверен, что не из чувства гармонии. – Глаза инспектора задумчиво сузились. – Меня бы еще устроило такое объяснение «уздечки для сварливых»: символическое привлечение внимания к окончательно замолчавшему ядовитому языку. Однако я не поверю, что леопард способен так внезапно поменять окраску в случае с завещанием.

– Нельзя не принимать во внимание мнение четы Блейкни о характере миссис Гиллеспи. И муж, и жена уверены, что она была намного приятней, чем многие о ней думали. Мне кажется, они дали ей вздохнуть свободно, ничего от нее не требовали, и настоящая Матильда расцвела. – Купер помолчал немного. – Мы все размышляли о символическом значении «уздечки», однако взгляни на нее из практических соображений. Ее использовали, чтобы заставить женщин молчать. Убийца не хотел, чтобы Матильда своим криком подняла на ноги соседей, поэтому нацепил ей на голову «уздечку», а затем украсил цветами, чтобы придать всему мистический, но обманчивый смысл.

Джонс подпер рукой подбородок.

– Перед этим она должна была принять снотворное, иначе боролась бы, и на лице остались бы царапины. Однако если она была так накачана, что не сопротивлялась, тогда зачем вообще надевать «уздечку»?

– Нет, теперь ты сделай то, что советуешь делать мне, – подумай. Ты хочешь убить женщину и представить это как самоубийство. Однако соседи находятся слишком близко, поэтому тебе нужно средство, чтобы не дать ей закричать, если снотворное окажется не таким эффективным, как ты надеялся. Другими словами, чтобы предотвратить сопротивление. Веревки или скотч использовать нельзя – они оставляют следы на коже, кляп тоже – во время вскрытия могут обнаружить во рту кусочки ткани. Поэтому ты выбираешь вещь, которую можно оставить на месте да еще имеющую особое значение для жертвы, надеясь на то, что полиция примет это за мрачный пример самоуничижения. Потом ты несешь жертву в ванну, перерезаешь вены на запястьях, бросаешь нож на пол и оставляешь умирать в полной уверенности, что, если она и придет в сознание, «уздечка» не позволит позвать на помощь.