Вивальди - Вирджилио Боккарди

Маргарита и Дзанетта из окон дома любовались торжественным проходом по Большому каналу флотилии судов с принцем Фридрихом Кристианом на флагманском корабле.

— Вы только взгляните, братец, — звала Дзанетта Антонио, — до чего же хорош этот душка принц!

— Мне его скоро придётся увидеть вблизи в Пьета, — ответил он сестре.

К официальным торжествам были привлечены и богоугодные заведения, готовящие концертные программы. Попечители Пьета упросили Вивальди подготовить нечто необычное, торжественное. Он внял просьбам. Ворча на их скаредность, сел за работу и за считаные дни сочинил, как и просили, кантату на стихи Дженнаро Алессандро, названную «Хор муз», в котором Мельпомена превозносит до небес достоинства польского гостя. Для её исполнения им были отобраны лучшие pute — Аполлония, Кьяретта, Маргарита, Альбетта и Амброзина. Кроме того, в программу Вивальди включил концерты для viola d’amore и лютни, а также одну из симфоний. К 21 марта церковь Пьета была празднично украшена цветами, камковыми тканями и златотканой парчой. Выйдя из гондолы, на набережной появился принц в роскошном одеянии в сопровождении сенаторов Контарини, Коррера, Кверини и Мочениго. Они прошли к церкви через коридор стражников с зажжёнными факелами и собравшейся толпы. Там стояли Маргарита и Дзанетта, не сумевшие попасть внутрь. 29 марта и 4 апреля был черёд богоугодных приютов Мендиканти и Инкурабили блеснуть мастерством перед знатным гостем. Маргарита с Дзанеттой побывали и там, поделившись впечатлениями с братом.

— Скукота. Никакого сравнения с Пьета! — заявила бойкая на язык Дзанетта. — Ну и шельма же вы, братец!

Это в устах сестёр была самая большая похвала, какую они могли высказать брату.

— В Венеции я больше не останусь! — заявил он Анне, отъезжающей в Грац, где ей предстояло спеть партию Марции в «Катоне Утическом».

Прощаясь и желая доброго пути, он заверил девушку, что непременно навестит её в Граце.

Его решение покинуть Венецию вызвало в доме переполох. Сёстры Маргарита и Дзанетта, разволновавшись, стали отговаривать его. Их поддержал брат Франческо, недавно переселившийся с семьёй в дом покойного отца.

— Истинный венецианец, — промолвил он, — вне Венеции, как рыба без воды.

Кто-кто, а Франческо, вынужденный прожить не один год вдали от родного дома и друзей, знал цену этих слов.

— А театр Сант’Анджело? — продолжал он. — Кто заменит вас там и кто побеспокоится о девушках сиротках в Пьета?

Но эти слова он уже столько раз слышал от покойного отца. Недавно получено письмо от Изеппо, но по стёршемуся почтовому штемпелю трудно было определить, откуда оно отправлено.

— Если Изеппо вернётся, — заметила Дзанетта, — ему будет нужна, как никогда, помощь старшего брата.

«Нет и нет!» — убеждал сам себя Вивальди. Час отъезда для него пробил. Пора порвать с прошлым и настоящим, чтобы расстаться со здешним музыкальным миром, который отверг его и стал враждебен. Бежать! Но куда и надолго ли? Пока он не знал этого сам. Может быть, в Вену или Дрезден? Там он наверняка найдет своих почитателей, которые помогут устроиться и найти работу. Как же предусмотрительно он поступил, когда после последнего выступления в Пьета преподнёс партитуры четырёх прозвучавших произведений принцу Фридриху Кристиану. Оказывается, он наследник трона Саксонии, а в её блистательной столице Дрездене руководит оркестром его друг и любимый ученик Пизендель. Ему рассказывали побывавшие там люди, что он сумел привить слушателям вкус к инструментальной музыке Вивальди. Да и в Праге чешские друзья постоянно помнили о нём. А что говорить о Вене и Карле VI! Ещё при первой встрече в Триесте, а затем в имперской резиденции он проявил живейший интерес к музыке и личности Вивальди. И наконец, недавно из Флоренции в Вену прибыл Франческо Стефано герцог Лорены, который всё же присвоил ему почетный титул капельмейстера. Ничего другого не оставалось, как собираться в путь, и первая остановка — в Граце. Решение принято окончательно и бесповоротно.

Но утром на пороге дома появился посыльный из Пьета, заявивший, что дона Антонио срочно хотят видеть для важного разговора. Вне себя от радости, Маргарита поднялась наверх и постучала в комнату Антонио.

— Братец! Вас опять требуют к себе попечители Пьета…

Гондольер Меми довёз его до сиротского дома. Во дворе повторилась обычная радостная встреча с воспитанницами, которые тотчас заметили, как переменился старый наставник с привычной кипой нот в руках. В ответ на их приветствия он молча погладил каждую из них по щеке и стал медленно подниматься по овальной лестнице. Видя, как ему с трудом даётся каждая ступенька, одна из девчушек вызвалась донести наверх его тяжёлую ношу.

Действительно, в который уже раз его восстановили в прежней должности. Но это запоздалое событие не могло поколебать его, и он от своей мысли не отступился. Единственное, что его занимало тогда, это желание продать руководству Пьета все принесённые с собой концерты и симфонии, некоторые из которых ещё пахли свежими чернилами. Хотя бы по дукату за штуку. По его подсчётам за них можно было бы выручить чуть больше 70 дукатов.

Ему хотелось уехать тайком, не попрощавшись. Но в последний момент он собрал на дому всех родственников — сестёр Маргариту, Дзанетту, Чечилию с мужем и детьми, Франческо с женой и детьми. Не было только Изеппо, который вот-вот должен вернуться, и Бонавентуры. Стояла середина мая.

— Ничего. Поеду, но вернусь, — пообещал он на прощание.

Но Маргарита и Дзанетта, которые не раз провожали его в путь с отцом и одного, видя, с какой нежностью он обнял младшего сына Чечилии, поняли, что это прощание навсегда.

— Если окажусь нужен, пишите мне в Грац на театр или в гостиницу «Золотой вол» в Вене, куда я подъеду из Граца.

На следующее утро Меми и Бастази погрузили в гондолу два баула, большую корзину и мешок с молитвенником, несколькими либретто, флаконом териаки, галетами, крутыми яйцами, положенными Дзанеттой, фьяской красного вина и табаком rape про запас. Выйдя из гондолы на причале, чтобы пересесть на баржу до материка, он протянул Меми руку с пригоршней монет:

— Надеюсь, ещё свидимся. Будь здоров, Меми!

Это были его последние слова на венецианской земле.

Утром 24 мая посыльный из судебной палаты постучался в дом у Риальто, спросив синьора Антонио Вивальди по прозвищу «рыжий священник», чтобы вручить ему повестку в суд для дачи показаний по иску певцов, участвовавших в опере «Фераспе». В доме никого не было. Картина повторилась и на следующее утро, и 27 мая. В ближайшей мальвазии посыльному было сказано, что неделю назад венецианский музыкант с большим багажом отплыл на обычно нанимаемой им гондоле на материк. Куда подевались остальные домашние, неизвестно.

Тем временем Вивальди добрался до Граца. Но встреча с Анной была краткой. Она торопилась на репетицию, а вечером у неё спектакль, и так изо дня в день. Чтобы не отвлекать её от дел, он проследовал дальше в Вену, надеясь на помощь императора Карла VI и друзей, с которыми познакомился в свою первую поездку в австрийскую столицу.