Темная игра смерти. Том 1 - Дэн Симмонс

– Возможно. Только в этом случае сохраняется вся информация, убирается лишь болевой шок. Я чувствовал, как оберст наслаждается болью не только тех, кого убивал, но и тех, кого он использовал для убийства…

– Как вы считаете, такие воспоминания можно стереть, уничтожить?

– В мозгу тех, кого он использовал? Джентри кивнул.

– Нет. Скорее всего, они тонут – примерно так же, как жертва какой-нибудь ужасной психической травмы топит свои переживания глубоко в подсознании.

Широко улыбаясь, шериф встал и хлопнул Сола по плечу.

– Профессор,– сказал он,– вы нам только что дали ключ к тому, как проверить, что верно и что нет, кто спятил, а кто нормальный.

– Неужели? – удивился Сол, но понял, о чем идет речь, прежде чем Джентри, улыбаясь, ответил на вопросительный взгляд Натали Престон.

– Именно так,– сказал шериф.– Завтра мы сможем провести этот тест и узнаем все раз и навсегда.

Сол сидел в машине шерифа и слушал барабанную дробь дождя по крыше. Прошел почти час с того момента, как Джентри и Натали вошли со старым доктором в клинику. Через несколько минут на другой стороне улицы остановилась синяя «тойота», и Сол мельком увидел молодую, прилично одетую пару, которая провела в дом светловолосую девочку с темными уставшими глазами. Левая рука у нее была на перевязи.

Сол ждал. Он умел ждать. Этому искусству он обучился еще юношей в лагерях смерти. В двадцатый раз он принялся обдумывать причины, объясняя самому себе, почему надо было вовлекать в это дело Натали Престон и шерифа Джентри. Объяснение выходило слабеньким, основанным на том, что он постоянно попадает в тупик, на внезапном доверии к этим двум неожиданным союзникам после стольких лет одиночества и подозрений и, наконец, на простом желании рассказать о своей судьбе.

Сол тряхнул головой. Разумом он понимал, что сделал ошибку, но в душе испытывал невероятное облегчение от того, что рассказал, а потом и пересказал свою историю. Теперь у него были партнеры, они действовали, и это внушало Солу уверенность. Он почти безмятежно сидел в машине Джентри, довольствуясь своей ролью – ждать.

Сол чувствовал, что устал. Он знал, что усталость эта была чем-то большим, чем результат бессонных ночей и жизни на сплошном адреналине, это было болезненное изнеможение, острое, как боль в поврежденной кости, и застарелое – еще с Челмно. Утомление, постоянное и никуда не исчезающее, как татуировка на запястье, уйдет с ним в могилу, а дальше будет еще вечность такой же усталости.

Сол тряхнул головой, снял очки и потер переносицу. Нет, так нельзя. Мировая скорбь – это скучно. Другие страдают от нее еще больше, чем страдаешь сам. Он вспомнил ферму Давида в Израиле, свои собственные четыре гектара, далеко от садов и полей, пикник, который они устроили с Давидом и Ребеккой незадолго до того, как он уехал в Америку. Дети Давида и Ребекки, близнецы Арон и Исаак – в то лето им было не больше семи,– играли в ковбоев и индейцев в каменистых оврагах, где когда-то римские легионеры гонялись за израильскими партизанами.

«Арон»,– вспомнил Сол. У них по-прежнему была назначена встреча в субботу после обеда, в Вашингтоне. Сол почувствовал, как все у него внутри сжалось при мысли, что он вовлек в этот кошмар еще одного человека, и совершенно напрасно. Что ему удастся узнать?

Молодые родители и девочка вышли из клиники, следом за ними появился доктор. Он пожал руку главе семейства, и они уехали. Сол только сейчас заметил, что дождь прекратился. Из двери вышли Джентри и Натали Престон, обменялись несколькими фразами со старым доктором и быстро направились к машине.

– Ну? – спросил Сол, когда шериф уселся за руль, а Натали устроилась на заднем сиденье.– Что там?

Джентри снял шляпу и вытер платком лоб, затем опустил окно со своей стороны до упора, и до Сола донесся запах мокрой травы и мимозы. Шериф глянул назад, на Натали.

– Расскажите ему, хорошо?

Девушка глубоко вздохнула и кивнула. Видно было, что она потрясена и обескуражена, но голос ее звучал твердо:

– В кабинете доктора Кольхауна есть небольшая комната для наблюдения с односторонним зеркальным окном. Родители Алисии и мы могли наблюдать за всем, ничему не мешая. Шериф Джентри представил меня как свою помощницу.

– В рамках данного расследования это именно так, если вдаваться в технические детали,– тут же вмешался Джентри.– Я мог бы сделать вас представителем шерифа, но это разрешено лишь тогда, когда в округе объявлено чрезвычайное положение.

Натали улыбнулась:

– Родители Алисии не возражали против нашего присутствия. Доктор Кольхаун применил небольшой аппарат, чтобы загипнотизировать девочку,– нечто вроде метронома с лампочкой…

– Да-да.– Сол пытался подавить нетерпение.– Так что сказала девочка?

Взгляд Натали, казалось, был обращен внутрь, когда она вновь представила эту сцену.

– Доктор заставил ее вспомнить тот день, прошлую субботу, во всех деталях. До гипноза, когда девочка только вошла в комнату, лицо ее было застывшим, бесчувственным, почти вялым, а тут она загорелась, стала оживленной. Она разговаривала со своей подружкой Кэтлин – с той, которую убили… Они с Кэтлин играли в гостиной миссис Ходжес. Сестра Кэтлин, Дебора, сидела в другой комнате, смотрела телевизор. Вдруг Кэтлин бросила куклу Барби, выбежала из дома, пересекла двор и заскочила в дом миз Фуллер. Алисия кричала ей что-то, стоя во дворе…– Натали поежилась, словно ей стало холодно.– А потом она замолчала, лицо ее снова застыло. Она сказала, что больше ей не велено рассказывать.

– Девочка была по-прежнему под гипнозом? – спросил Сол.

– Да, но она не могла описать, что случилось дальше,– ответил Джентри.– Доктор Кольхаун пытался разными способами помочь ей, но она просто смотрела перед собой пустым взглядом и твердила, что ей не велено больше ничего рассказывать.

– И все? – спросил Сол.

– Не совсем,– сказала Натали. Она посмотрела в окно на умытую дождем улицу, затем снова взглянула на Сола. Ее полные губы были теперь напряженно сжаты.– Потом доктор Кольхаун сказал: «Ты входишь в дом, который стоит через двор от вашего. Скажи нам, кто ты». И тут Алисия, не медля ни секунды, произнесла совершенно чужим старушечьим голосом: «Я – Мелани Фуллер».

Сол выпрямился. По коже у него пробежали мурашки, словно кто-то дотронулся до спины ледяными пальцами.

– Тогда доктор Кольхаун спросил ее, может ли она, Мелани Фуллер, сказать нам что-нибудь,– продолжала Натали.– Лицо маленькой Алисии вдруг постарело, на нем появились морщины и складки, которых не было несколько секунд назад, и она прошептала тем же мерзким голосом: «Я доберусь до тебя, Нина». А потом она повторяла эту фразу, с каждым разом все громче. Под конец она уже кричала.

– Бог мой! – простонал Сол.

– Доктор Кольхаун тоже был потрясен,– сказала Натали.– Он успокоил девочку и вывел ее из состояния гипноза, сказав, что она будет чувствовать себя довольной, счастливой и отдохнувшей, когда проснется. Только она вовсе не чувствовала себя счастливой. Выйдя из транса, Алисия стала плакать, пожаловалась, что у нее болит рука. Ее мать сказала, что это был первый случай, когда девочка пожаловалась на боль в сломанной руке с тех самых пор, как ее нашли на улице той ночью.