Тринадцатый Койот - Кристофер Триана

стае, вы, как правило, трансформируетесь в одно и то же время, своего рода групповая езда на велосипеде. Сила этого заставляет вас лучше осознавать происходящее, но требуется время, чтобы справиться со своей собственной ликантропией, трансформироваться по собственной воле и больше не быть ее рабом. Как только ты достигнешь этой фазы, ты всегда будешь наполовину волком, наполовину человеком, выпускающим полного оборотня только тогда, когда захочешь.”

Делия стряхнула пепел в холодный зимний воздух. “Тот, кого звали Гленн, сказал, что некоторые рождаются волками, но как насчет других? Как можно стать оборотнем?”

“Есть несколько способов. Вы можете быть инициированы в стаю, выпив кровь другого ликантропа. Если вас укусил волфен в его полном волчьем состоянии, у вас есть неплохие шансы заразиться и стать одним из них или, по крайней мере, приобрести некоторые из их способностей, например, развитый собачий слух или более мощный нюх. Но это то, чего ты должен хотеть. Дух волчьего племени обитает в сердцах смертных. Некоторые из них просто люди, но внутри них все еще есть зверь, который делает их более восприимчивыми к проклятию. Если тобой движут гнев, похоть и стремление к насилию, ты просишь, чтобы тебя превратили в волка, знаешь ты это или нет”.

Делия обдумала это. — А что насчет вас, мистер Бирн?

Он выпустил дым и отвернулся. “Тогда я был мальчиком. Просто немного моложе тебя, я думаю. Убежал из этого места, убежал от всей боли и позволил своему сердцу наполниться подлостью. Я увидел шанс присоединиться к стае и воспользовался им. Тогда я ничего не знал о вулфенах, но, конечно, быстро научился. Но к тому времени было уже слишком поздно поворачивать назад.”

“Но теперь вы волк, верно?”

“В меру своих возможностей”.

“Вы не Койот. Просто волфен, у которого все под контролем. Это означает, что вы можете использовать его во благо, а не во зло”.

“Вы просто не понимаете”.

“Разве вы не верите в искупление?”

Бирн покачал головой. “Некоторые вещи нельзя простить”.

“Бог прощает тех, кто приходит к Нему на коленях и впускает Его. Если в вашем сердце есть истинное раскаяние, то ваша душа еще может получить искупление, особенно если вы совершите акт раскаяния. Объятия Христа открыты для всех Божьих детей”.

Бирн затушил окурок. Его плечи опустились, опустившись вместе с его взглядом. Он вдруг показался ей очень усталым, опустошенным.

“Иногда ты просто проклят, малыш”, - сказал он. “Если бы Бог не отказался от людей, не было бы необходимости в Аду”.

Делия решила не настаивать на вопросе веры. Отец учил ее, что религия определяется не настойчивостью, а скорее терпением.

“По городу ходят слухи”, - сказала она. “Слухи о койотах”.

«Да?»

“Некоторые люди говорят, что маршал собирает отряд на случай, если они вернутся. Но вы их наверняка ждете, не так ли?”

“Давайте просто скажем, что этим ребятам было бы лучше заткнуть свои тявканья и начать паковать чемоданы. Убираться, пока есть возможность.”

Что-то перевернулось в груди Делии. Там был огонь, горячий, как любая раскаленная пустыня, пылающий, как битва за Атланту. Бирн пристально посмотрел на нее.

“Вам следует уехать из города, — сказал он, — пока вы не кончили так же, как ваша бедная семья”.

“Нет”, - сказала она, ее взгляд был таким же жестким, как и у него. “Я никуда не пойду. Если маршалу нужен отряд, я вызываюсь добровольцем.”

Сардонический смех Бирна заставил ее нахмуриться. ”Ни один законник в здравом уме не стал бы брать маленькую девочку".

“Я не маленькая. Мне скоро восемнадцать, и я выросла на ферме сильной. К тому же, я меткий стрелок с рождения. Держу пари, я могу сбить слепня с пятидесяти ярдов. Выиграла несколько лент за мою стрельбу, я это сделала. Побеждала взрослых мужчин в соревнованиях на окружной ярмарке год за годом с тех пор, как мне исполнилось всего четырнадцать. Черт возьми, я могу владеть любым оружием — даже ковать его, используя прямой молоток и наковальню. Я был бы такой же хорошей, как и любой другой. И после того, что эти Койоты сделали с моими родными, у меня, вероятно, больше прав охотиться на них, чем у любого из вас.”

Бирн ничего не ответил на это. Делия выбросила окурок в ночь, наблюдая, как крошечный красный огонек плывет в темноте, напоминая ей о губительных глазах Гленна Амарока. Она бы снова посмотрела в эти глаза, даже если бы это означало, что она не доживет до следующего дня.

“Я буду частью этого отряда, даже если они мне этого не позволят, мистер Бирн. В этом я клянусь”.

Здоровяк посмотрел на нее, словно оценивая. “ В этом я не сомневаюсь. Просто помни, что я тебе сказал.”

“Что?”

“Те, у кого в сердцах ярость, быстрее всего превращаются в волчат”.

Бирн пожелал ей спокойной ночи. Он поднялся в свою комнату, а Делия осталась на крыльце, глядя на космос и думая о той власти, которую они имели над этими миллионами крошечных земных существ. Из-за этого человеческая жизнь казалась такой незначительной, особенно ее собственная. Часто из-за этого было трудно увидеть славу Божьей любви, трудно вообще рассматривать Его дар жизни как дар. Человечество было изгнано из рая. Теперь оставалось жить только в мире ужаса и боли. Она подумала о резких словах Гленна о продолжении рода и человеческих страданиях, о его жутком антинатализме и мрачном безбожии. Эти слова преследовали ее всегда, особенно когда они начинали звучать правдиво. Это заставило ее осознать, что он забрал у нее еще больше.

Часть ее умерла вместе со своей семьей, что-то вырванное из ее души когтями Койотов. Это была часть ее самой, более особенная, чем она предполагала, та часть человеческой натуры, которую принято считать само собой разумеющейся, пока ее внезапно не украли. Любовь так легко заменялась болью, сожалением и печалью. Это могло навредить так же сильно, как и исцелить, разрушить те самые вещи, которые оно создало. Теперь она поняла, что многое из того, что мы узнаем о любви, преподают нам те, кто никогда нас вообще не любил.

Она вернулась внутрь,