Командарм - Макс Мах

— Уже позавчера. — Поправила Рашель.

"Позавчера… — Время бежало слишком быстро, и он как всегда ничего толком не успевал. — А через шесть дней… открытие конференции, и…"

Что останется в памяти Реш об этих днях, которые вполне могли оказаться их последними днями?

— Так что же произошло пятнадцатого июля? — спросил Кравцов.

— Шестнадцатого, — ответила Рашель. — Сегодня, шестнадцатого июля, только четыре года назад…

Она пришла к нему сказать, что уезжает в Москву. Момент самый что ни на есть драматический. Он чуть не поцеловал ее тогда и потом долго жалел, что струсил. Почти объяснился ей в любви, но еще целый месяц или больше того не знал, поняла ли она, что он имел в виду.

— Значит, так, — голос Кравцова набрал привычную силу настоящего командирского голоса. — Товарищ Кравцова, приказываю вам накрыть стол к двум часам тридцати минутам после полуночи. А до тех пор вздремни, пожалуйста, — попросил он, понижая тон. — Я буду ровно через час!

— Смотри не обмани!

— Не обману!

— Тогда, отбой.

Макс взглянул на часы.

"Действительно время позднее… но езды здесь от силы десять минут. Успею!"

— Итак, — сказал он вслух, вытаскивая из стопки личных дел одно, просмотренное им уже несколько раз. Пора было принимать решение, и Макс его, в конце концов, принял. Звонок из дома настроил его мысли определенным образом. И, отметя самым решительным образом три другие кандидатуры, Кравцов закрыл личное дело Абрама Осиповича Эйнгорна, которое читал до разговора с женой, и открыл папку, заведенную на Владимира Николаевича Панюкова. Эйнгорн был хорош, но для разведки, а не для активных котрразведовательных операций, какими придется заниматься начальнику ОСНАЗА Военконтроля.

— Тэкс…

Просматривая бумаги Панюкова, он почти машинально раскурил трубку и пыхнул дымом.

"Тэкс… молодой, но не мальчик… двадцать девять лет… Стало быть, зрелый человек. Закончил гимназию. Это хорошо. В классических гимназиях умели учить. Учился в Варшавском Политехникуме… ну, это не считается. Чему он там мог выучиться за полгода? Но тяга к знаниям очевидна. Это положительный момент. Так… 3-я Петергофская школа прапорщиков… Юго-западный фронт… Поручик, член полкового комитета. Партийность с восемнадцатого года. Снова же плюс. Человек проверенный и не трус. Восемнадцатый год — он такой… Ладно! Начальник Усть-Сысольской уездной милиции… РККА… комбат, комполка, комбриг… Значит, еще раз, не дурак, не трус и службу знает. Деникин, Врангель, сибирские повстанцы… ТВД разные, обстоятельства тоже, что хорошо. И вот оно, начальник штаба, врид командующего частей особого назначения Туркестанского фронта, начальник штаба ЧОН[75] Ленинградского военного округа. И все это за три года, с двадцать первого по двадцать четвертый. Еще успел в Ташкенте курсы востоковедения закончить… помощник командира дивизии… и у Фрунзе в штабе на Украине поработал немного… Характеристика прилагается. Смелый, решительный, грамотный — все в масть. Командировка в Китай. Блюхер назначил советником в 26-й корпус. Значит, оценил. Василий Константинович на похвалы, говорят, скуп, а здесь вон какие дифирамбы… Отважен, хладнокровен… Тэкс-тэкс, орден, грамоты… Ага, вот оно где. Значит, правильно запомнил… Окончил Курсы усовершенствования высшего комсостава при Военной академии РККА…"

Если честно, идеальная кандидатура. Под такого командующего и полк, и бригаду можно развернуть. Вполне.

"От добра добра не ищут. Значит, ставим визу".

— Утвердить! — написал Кравцов на заранее составленном Семеновым представлении и закрыл папку.

"Ну, вот теперь можно и домой…"

2.

Когда он пришел, она спала, положив голову на сгиб руки. Сидела за накрытым столом, сдвинув в сторону свою тарелку, и спала. Было два часа двадцать семь минут. Он не опоздал, хотя как посмотреть.

Кравцов сел напротив. Сна не было и в помине, и усталость, как ни странно, отступила прочь. Он сидел, стараясь даже дышать без звука, и смотрел на спящую жену. Щемило сердце, ведь все могло пойти не так, как планировалось, а риски, которые он допускал ради дела, были такого сорта, что случись что — костей не соберешь.

— Давно сидишь? — спросила Рашель, не поднимая головы.

— Нет, только что пришел, — ответил Макс.

— Опоздал?

— Нет. Все, как обещал.

— Почему ты такой правильный? — она все-таки подняла голову с руки.

— Какой такой?

— Не знаю даже как объяснить. Ты большой и сильный, и тебя всегда много, даже когда мало… — улыбнулась она.

— Это плохо? — притворно нахмурился Кравцов.

— Это замечательно, — серьезно ответила она. — Но это значит, что без тебя мне теперь не выжить. Я как морфинистка… Знаешь, они ведь действительно не могут без морфия! А я без тебя…

— А я без тебя.

— На конференции…

— Ну, когда-нибудь этот конфликт должен же разрешиться? — Рашель являлась ответственным работником аппарата ЦК, и Макс знал, что она прекрасно понимает, что и как происходит в партии. Все шло к открытому столкновению, и исход сражения отнюдь не предрешен. Особенно теперь, когда Дзержинский по каким-то своим — отнюдь не очевидным — причинам решил поддержать Сталина и Каменева. Впрочем, об этом Реш как раз и не знала. Это все еще являлось закрытой информацией. Не факт, что и сам Дзержинский знает, что Кравцов осведомлен об их со Сталиным встрече тет-а-тет и о последовавших за нею совершенно секретных распоряжениях начальника ОГПУ. Однако — знали или нет — все чувствовали возрастающее напряжение. По городу распространяли листовки, "Правда" публиковала неоднозначные статьи, что было весьма тревожным признаком. Возникал вопрос, куда смотрит товарищ Бухарин, и как он туда смотрит?

"Каждый пишет, как он дышит…" — цитата, кажется, тоже пришла из будущего, но звучала более чем актуально. — Вот же сука, а еще говорят любимец партии!"

— Все будет хорошо! — сказал он, выдержав испытующий взгляд жены. — Подеремся стенка на стенку, пустим юшку, подотремся и разойдемся до новых встреч. Впервой что ли?

— Ты из меня дуру только, пожалуйста, не делай товарищ Кравцов! Налей! — Реш открыла коробку с папиросами, достала одну и уже потянулась за спичками, когда Макс поднес к ее папиросе пахнущий бензином огонек зажигалки. У Кравцова был швейцарский "Dunhill", привезенный ему в подарок из Германии Семеном Урицким.

Дав Реш прикурить и закурив сам, он неспешно разлил коньяк по высоким граненым рюмкам и только хотел произнести какой-нибудь подходящий по смыслу тост, как вдруг зазвонил телефон. Даже люди с крепкими нервами порой дают слабину — Макс вздрогнул, и сердце провалилось, и на висках выступила испарина. Не то чтобы ему никогда не звонили ночью. Что характерно, ночью телефонировали даже Рашель, а уж начальнику Военконтроля и подавно! Но этот звонок… В нем было нечто отчаянное, ужасное. Что-то такое, отчего земля уходит из-под ног и в прямом, и в переносном смысле.