Доля Пути: Лето - Константин Пирожков

— Ладно, ладно, давай к тебе заходим. Две минуты. Я быстро, ладно?

Зашли в мой коридор.

— Илия-ака, ты умывайся, я жду.

«Опасение, решимость, жалость».

«Да что там у неё случилось?» — задавался я вопросом, пока умывался и быстро искал чистую домашнюю футболку. Вернувшись в коридор, я изобразил внимание.

— Илия-ака, эти, — она махнула рукой в сторону невидимого отсюда двора, — дверь кирпич заложили, а дети теперь детская площадка играют, клумба теперь никто не трогает.

Я решил на это промолчать, всем своим видом показывая, мол, всей душой разделяю ваш восторг, но стоило ли подниматься на четвёртый этаж, чтобы поделиться им с такой незначительной фигурой, как я. Тогда наш управдом пустила в ход доказательную базу:

— Среда ночью мой муж туалет вставал и в окно видел — ты этих двоих, — она ударила кулаком в ладонь и перешла на заговорщицкий шёпот. — Молодец, Илия-ака, так им и надо!

Н-д-а-а-а, конспиратор из меня ещё тот. А если не только её муж видел? В принципе, а что они могли увидеть? — Драка это была, обычная драка.

— Мунира-опа, только не нужно никому об этом...

— Да, да, знаю, — замахала она рукой, а потом сменила тему, явно подбирая слова. — Ты правда табиб?

Табиб — это лекарь, кажется.

— Э-м-м-м... Вы о чём, Мунира-опа?

Она прищурилась, мол, что мы вокруг да около ходим и сказала:

— Мне Хилола сказала, ты их сына лечил. Да?

— Кхм... Вот вы о чём... Видите ли, я недавно, в интернете, увидел... Ну, там мужик один травки разные собирал... И я заинтересовался, начал изучать...

Удушье резко перехватило моё горло. Я замер, как кролик перед удавом. Паника только начала затапливать мозг, как я почувствовал будто грудную клетку начинает распирать изнутри. Также было в бою против упыря, когда я преодолел первый порог. Только сейчас... Это было как... Предупреждение?

— Илия-ака, ты что такой бледный? Нормально всё?

— Мунира-опа, — просипел я с трудом, — я не лекарь. У вас заболел кто-то?

— Вай, Илия-ака, ты сам здоров?

— Да, я в порядке.

Это была правда. Удушье отступило, но не до конца. Рёбра перестали трещать. Но... Теперь я чувствовал, что новая ложь — равно уже настоящая боль, а может, что и похуже. Наставник ничего не говорит просто так.

— Мунира-опа, так что у вас случилось?

Она недоверчиво оглядела меня, но ответила:

— Там, первый подъезд — одна плохо совсем. Ты помоги, а?

— Вы скорую вызывали? Что врачи говорят? — спросил я, а сам прислушался к себе — не стрельнёт ли где, не заломит.

— Илия-ака, всё делали — больница ездили, врач смотрел, анализы-манализы, этот... узи́-музи́... Всё делали. Говорят — здорова, температура нет, отравление нет, инфекция нет. А она... Ещё хуже стала. Помоги а?

На последних словах голос женщины задрожал, а в глазах появилась влага.

— Х-хорошо... Я... сейчас соберусь и пойдём посмотрим, ладно?

— Ладно, ладно. Я в подъезде жду.

Чего я собрался смотреть? Я ж в медицине ни в зуб ногой. — Ну иди, скажи ей, что мальчишку, тогда, у шайтана отбил. Или соври что-нибудь и прими смерть от собственной Воли.

Твою мать!

Я сделал глубокий вдох и постарался мыслить спокойно. На удивление, помогло.

— До́мник, явись передо мной!

В этот раз, он возник из пола. Чёрт, когда я уже привыкну и перестану вздрагивать?

— Искусник. Звал.

— Там, в первом подъезде... ну, который с другого края. Там девушка болеет, знаешь?

— Да, — домовой грустно прикрыл глаза.

— Опять кикимора, то бишь бес шалит? Или другая напасть?

— Лихо. Это.

— Ась? Объясни.

— Не в яви оно. Я. Не могу. Схватить.

— Угу... Так... И что же делать? Кто может схватить?

— Искусник. Может. Всё.

— Да н***ра я не могу!!! Учусь я! Да, видать, все не тому, чему надо!!!

— Извиняй.

Он сгорбился ещё больше, а в глазах страх и досада на самого себя. Да что ж я за скотина такая.

— Нет. Ты извини меня. Не на тебя сержусь — на себя. Ты — молодец, подсказал мне что делать. Благодарствую, До́мник.

Закончив спич, я сделал лёгкий полупоклон. Эти глаза надо было видеть — на пол лица, полные шока, неверия, восторга, даже страха, но уже с благоговением.

— Ты иди, занимайся своими делами. Ещё раз — спасибо, — отпустил его я.

Домовой ещё не до конца "провалился" в пол, а я уже набирал номер в смартфоне.

— Антон, здорова!

— Привет, Илюха! Завтра ж вроде отмечаем

— А, нет, я по другому поводу. Ты сейчас свободен?

— Ну, в принципе...

— Можешь ко мне подойти? То есть, к первому подъезду.

— Что брать?

— Всё, что у тебя по лекарскому делу... Погоди! Что такое лихо?

— Ох ты ж... Я понял, Илья. Через двадцать минут буду.

— Первый подъезд, жду.

Когда мы с управдомом подошли к другому концу дома, я увидел у подъезда небольшое собрание — несколько мужчин сидели на лавочках и курили. При виде нас, они оборвали разговор и уставились на меня. Никто никого друг другу представлять не стал, поэтому я молча прошёл на второй этаж, где Мунира-опа открыла передо мной дверь.

В трёхкомнатной квартире стояла тишина, нарушаемая только глухими рыданиями из дальней комнаты. Туда мы и прошли. Картина, достойная Мунка — на кровати совсем юная девушка, бледная как смерть, осунувшаяся и, видимо, без сознания, а вокруг три женщины чуть ли не в траурных одеждах, заплаканные и явно уже мысленно прощаются с родственницей.

«Что ты творишь, искусник? Ты принёс надежду? А где ты её взял?» — придавила мои плечи мысль.

Я подошёл к кровати, стараясь не смотреть в глаза присутствующим женщинам. Посмотрел на больную. — Чувство молчало. В сумке — зелья ведуна, но не станет ли от них хуже? А если она сейчас помрёт и я мог помочь ей, дав эти зелья? Может, попросить всех выйти и изобразить... Что? «Око»? — До́мник сказал: «оно не в яви»...

— Мунира-опа, можно попросить, чтобы все вышли из комнаты?

Управдом что-то сказала дамам, дамы начали спорить, в комнату заглянул мужчина — послушал, тяжело взглянул на меня — я это увидел в отражении зеркала, на туалетном столике. Затем, он глухо рявкнул на женщин и те