Афины на пути к демократии. VIII–V века до н.э. - Валерий Рафаилович Гущин

то не феты, отправившиеся в поход вместе с Кимоном – являвшиеся, как полагают некоторые, потенциальными союзниками Эфиальта, а гоплиты поддержали предложенную Эфиальтом реформу. Вернувшись из похода, Кимон попытался вмешаться, но ему это либо не удалось, либо помешали какие-то события. «…Когда Кимон вернулся, – напомним сказанное Плутархом, – и, вознегодовав на оскорбление, нанесенное достоинству aреопага, пытался вернуть ему судебные дела и восстановить то значение знати в государстве, какое она имела при Клисфене, объединившиеся противники подняли шум и стали подстрекать народ, повторяя все те же сплетни об отношениях Кимона с сестрой и обвиняя его в приверженности к Спарте» (Plut. Cim. 15).

Если это так, тогда все становится на свои места. Негодующие афиняне, вернувшись, обратили свой гнев на Кимона, т. е. того, кто убедил афинян помогать спартанцам[832]. Возможно, кандидатом на изгнание был и тот – неизвестный нам – стратег, который, как мы предположили, повел афинян в Мессению. Но изгнан был именно Кимон, поскольку он в большей мере нес ответственность за происшедшее. Проблема была лишь в том, что высылка афинян произошла скорее из-за его отсутствия. Поэтому, поскольку сам Кимон мог не быть участником этой экспедиции, пришлось искать незначительные, в сущности, поводы для его изгнания, о чем говорят многие древние авторы. Главным здесь станет действительный или вымышленный факт его сожительства с собственной сестрой (Andoc. IV. 33; Plut. Cim. 15). А ведь будь Кимон во главе высланной экспедиции – оснований для изгнания не пришлось бы искать. В биографии Перикла Плутарх, впрочем, добавляет, что Кимон был изгнан как «враг народа» – за то, что был «ненавистником демоса» (misodemos) (Plut. Per. 9). Хотя и это весьма расплывчатая формулировка. Возможно, за ней скрывается факт противодействия реформам Эфиальта.

Итак, если предположить, что экспедиций было две и вторая возглавлялась не Кимоном, все встает на свои места и в рассказе Фукидида. Можно предположить, что это он по ошибке сведения о двух экспедициях отнес к одной[833]. В таком случае становится понятно, почему он ничего не говорит о реакции Кимона на реформы Эфиальта и о последующем изгнании первого.

Как бы то ни было, в 461 г. до н. э. Кимон был изгнан. Любопытно, что это случилось в год, когда архонтом был Эвтипп[834]. От Плутарха мы узнаем, что такое же имя носил один из друзей Кимона. В биографии Кимона Плутарх рассказывает любопытную историю, случившуюся накануне битвы при Танагре: «…Когда лакедемоняне, возвращаясь из Дельф, освобожденных ими от фокейцев, расположились лагерем у Танагры и афиняне выступили, чтобы дать им решительный бой, Кимон в полном вооружении появился среди своих сограждан по филе Энеиде, готовый вместе с ними сражаться против лакедемонян. Однако совет пятисот, узнав об этом, запретил военачальникам принимать его, напуганный криками недругов Кимона, утверждавших, будто тот хочет возмутить войско и ввести лакедемонян в город. И Кимон удалился, моля Эвтиппа из дема Анафлист и других своих товарищей, над которыми в наибольшей мере тяготело обвинение в приверженности к Спарте, твердо стоять в бою и подвигами своими оправдаться перед согражданами» (Plut. Cim. 17).

На момент его изгнания мы опять-таки ничего не слышим о попытках Кимона противодействовать реформам Эфиальта, что могло бы стать достаточным основанием для его преследования. Не покидает ощущение, что причиной изгнания станет не стремление афинян удалить влиятельного противника демократических реформ, который к тому же не был активен в противодействии им, а желание изменить политику по отношению к Спарте. Как известно, после изгнания Кимона афиняне разорвали давний союз со спартанцами, заключенный в свое время для совместной борьбы с персами, и заключили союз с Аргосом (Thuc. I. 102. 3). Еще год спустя – в 460 г. до н. э. – начнется Первая, или Малая, Пелопоннесская война. Изменение курса означало не что иное, как реабилитацию курса, в свое время проводившегося Фемистоклом[835].

Что из этого следует? Если сказанное верно и мы действительно имеем основания принимать рассказ Плутарха, можно предположить, что Эфиальт удачно выбрал время для проведения реформ – вскоре после осуждения Кимона, когда тот находился в морской экспедиции. Очевидна и причинно-следственная связь двух событий – оправдание Кимона ареопагом и реформа Эфиальта, о чем уже было сказано выше. Кроме того, бросается в глаза и то, что Кимон довольно вяло противодействовал этим реформам. Похоже, что вопрос о помощи Спарте казался ему более важным. И позднее, когда Кимон будет возвращен в Афины, он не станет вмешиваться в государственные дела.

3.3. Ареопаг, морское могущество и демократия

Итак, после Саламинской битвы происходят существенные изменения в политической жизни Афин. Это время, когда в ней обнаруживаются разнонаправленные тенденции. С одной стороны, принято считать, что реализация Морской программы Фемистокла, а затем и возникший в 478 г. до н. э. морской союз во главе с Афинами (Делосская симмахия) усиливают демократические тенденции в обществе и в конечном итоге приведут к реформе Эфиальта 462 г. до н. э. Тезис о тесной связи между афинским империализмом и демократией стал общим местом современной историографии[836].

Но с другой стороны, в то же самое время происходит, по мнению Аристотеля, усиление такого аристократического органа, как ареопаг, период доминирования которого продолжался вплоть до реформы Эфиальта. В «Политике» Аристотель отмечает, что «ареопаг, прославившись во время Персидских войн, по-видимому, придал государственному строю более строгий вид…» (Arist. Pol. V. 4. 1304 a 20–21, здесь и далее пер. С. Жебелева). И далее без всякого перехода он говорит о «корабельной черни» и гегемонии Афин на море, что, по его мнению, способствовало укреплению демократии (Arist. Pol. V. 4. 1304 a 21–25). По-видимому, доминирование ареопага и развитие демократии для него – взаимосвязанные процессы. В «Афинской политии» читаем, что «в течение по крайней мере семнадцати лет после мидийских войн государство оставалось под главенством совета ареопага» (Arist. Ath. Pol. 25. 1).

Попробуем разобраться, что же происходило в действительности[837]. Связь между достижением Афинами морского могущества и прогрессом демократии усматривали еще в древности. Причем ее видели как сторонники демократической формы правления, так и ее противники[838].

О связи морского могущества и усилении «черни» говорит, в частности, Ксенофонт – автор консервативной «Афинской политии». «…Справедливо в Афинах, – замечает он, – бедным и простому народу пользоваться преимуществом перед благородными и богатыми по той причине, что народ-то как раз приводит в движение корабли и дает силу государству – именно кормчие, начальники гребцов, пятидесятники, командиры носа, корабельные мастера – вот эти-то люди и сообщают государству силу в гораздо большей степени,