Письма. Том III (1936) - Николай Константинович Рерих

не как враги альма-матер, но как истинные друзья и постоянные сотрудники.

Именно такие выпускники наравне с преподавателями помимо участия во внутренней работе института могут проводить выездные лекции, профессиональные демонстрации и с помощью полезных общественных связей широко распространять наши культурные идеалы. Именно это я имел в виду, когда прошлым летом прислал Вам обращение «К Мастер-Институту Объединенных Искусств».

Также хочу отметить самоотверженный труд г-на Дона Киммеля. Институт может по-настоящему гордиться такими преданными сотрудниками. В большой степени заслуга директора, если он может пробудить в людях готовность к такому пламенному служению на Общее Благо.

Отчет директора также свидетельствует об истинном сотрудничестве со стороны таких выдающихся преподавателей, как г-да Мордкин, Врионидес, Слободкин и их коллеги. И снова перед нами знак жизненности и дружеского взаимопонимания. На таких основаниях все препятствия будут преодолены.

С самыми лучшими пожеланиями Вам, руководителям отделений, преподавателям и всем студентам факультета.

Искренне Ваш,

Президент-основатель и член Правления Мастер-Института Объединенных Искусств

78

Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант, К. Кэмпбелл и М. Лихтману

30 апреля — 1 мая 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

№ 61

Родные З[ина], Фр[ансис], Ам[рида] и М[орис],

Опять Е. И. в постели — очень сильные боли. Можно себе представить, как радовались бы трое нечестивцев о каждой болезни у нас. Вообще, если представить себе всю последовательность их вероломных действий, то можно поражаться такой исключительной бесчеловечности. Их поступки не только бесчеловечны, но именно нечеловеческие. Точно бы эти три индивидуума не только не читали Учения, но даже и Библию никогда не видали. Только подумать, что на другой же день после возвращения дома Х[орш] уже похищает шеры всех Трэстис. А после этого он продолжает видаться и переписываться с обокраденными им. 15 апреля он подписывает Пакт, пользуется привилегией, нами же для него созданной, а затем с середины июня он и две его сообщницы спешно ищут надуманную причину, чтобы порвать с нами. При этом сам акт разрыва произведен настолько гнусно и грубо, что не только что с людьми, но с собаками так не поступают. Он вдруг пишет: «If you shall instigate, I shall find my ways»[292]. Не считают ли адвокаты, что такая письменная угроза уже есть какой-то блэкмэл[293] или насилие? И вообще, что может значить такая фраза и о каких таких его путях он в ней сообщает? Вот мы получили от Вас стенограмму допроса четы Леви в камере. Этот исторический документ достаточно ясно говорит, какие у этого преступника «его пути». Затем он и его сообщницы пытаются присвоить манускрипты Е. И. — это тоже пути, характерные для их совести. Затем преступник доносит лживо, подставляя свои выдумки в Налоговый департамент, — такой ложный донос тоже «его путь». Затем этот преступник накануне разбирательства дела устраивает через своего «достойного» друга широко распространенную по миру газетную клевету. Каждый день Вы и мы убеждаемся в широчайшем распространении этой мерзкой затеи. Адвокаты будут судить газеты и агентство, интересно, укроются ли истинные подстрекатели и насадители этой вредоносной лжи. Будем думать, что им не удастся укрыться за спиною ими подведенных агентств и газет. Впрочем, адвокаты могут судить лишь газеты и агентства, а в свою очередь им предоставляется преследовать их вдохновителей.

Вы замечаете, что главная мерзость направлена против всякого продвижения. Только настоящие силы тьмы могут так находчиво-вредительски изобретать западни на лучших путях. Преступник говорит о каком-то миллионе, но вред, им причиненный, уже вне исчислимых десятков миллионов. Конечно, никакая темная рука не может нарушить культурное дело. Родник, засыпанный с одной стороны, найдет новое русло, хотя бы даже пришлось ему проточить целые скалы. Сообщницы преступника, и белая, и черная, обе состязаются с ним во вредительстве и в мерзости. Разве не мерзость клясться в великой любви и преданности Е. И., называть себя «огненным человечком, преданным на всю жизнь», для того чтобы, только приехав, принять какие-то таинственные тридцать серебреников и приобщиться к великому неслыханному предательству и вредительству? Поистине, небывалый случай давно задуманного, глубоко предумышленного предательства. С каждым днем Вы все более уясняете себе по всем документам, какое мрачное вредительское предательство троими задумано и выполняется. Но правда — не резиновый миллион. Никакие ухищрения не могут опрокинуть истины, которая так очевидно ясна в этом деле.

Сегодня уже тридцатое, а Вашей воздушной почты после писем от 2 апр[еля] все еще нет. В пакетах пароходной почты, кроме замечательнейшей стенограммы о похищении Х[орш]ем шер и судейских бумаг от адвокатов, на которые мы сразу же ответили воз[душной] почтой, опять хваля энергичность наших юристов, был репорт Зины о Мастер-Инст[итут]е и письмо Зейдель с приложением журнала Образовательного комитета. На этот репорт и журнал прилагаю свой ответ. Кроме того, милый Фосдик препроводил разные текущие бумаги. Какие славные люди — и Зейдель, и Фосдик. Конечно, чем ближе подходят они к существу нашего культурного дела, тем яснее для них вся правота и вся нужность образовательного в то время, когда миром овладевает такое неслыханное озверение. В той же почте было и письмо от Университета из Нью-Мексико о статье для сборника в честь нашего друга Хьюита. Конечно, мы немедленно послали просимую статью под названием «Монгольская Эпика»[294], которая тем более связана в моем представлении с именем Хьюита, что в первое же наше свидание с ним в 1921 году в Санта-Фе мы говорили с ним о сходстве ам[ериканских] индейцев с монгольскими племенами Азии. Кстати, может быть, эта статья в университетском сборнике положит начало нашим добрым отношениям и с этим университетом. Наверное, у Франсис там имеются друзья.

Получили мы также и вырезку из «Нов[ого] Рус[ского] Слова» с письмом Ф. Стокса. Любопытно, какие именно шевеления происходят в колонии? Наверное, Вы видаете Завадских и Ниночку. Из Парижа получили прекрасное письмо от нашего давнего друга Арк[адия] Вен[иаминовича] Руманова. Конечно, и до него докатилась вредительская клевета, но сердце друга подсказало ему высказаться твердо и бесповоротно. И с этим письмом посылаем Вам одну полученную газетную вырезку из Отаго в Новой Зеландии. Обратите внимание на характерные варианты почти в каждой такой заметке. О каком таком неформальном протесте в ней говорится? Для наших адвокатов эти брызги клеветы чрезвычайно важны. Обратите их внимание и на то, что прилагаемая вырезка идет из какого-то, сознаемся, до сих пор нам неизвестного города Отаго; если даже в такие укромные местечки клевета проникла, то можно представить себе, насколько широко она прошла по большим газетам и большим городам. В каждой почте получаем