Танец с нежитью - Татьяна Андрианова

Биннэт благоразумно не вмешивался в творческий процесс. Либо боялся спугнуть посетившее меня вдохновение, либо опасался, что в таком случае выйдет еще хуже.

Когда с рунами было покончено, я обошла круг с флаконом крови оборотней и осторожно капнула на каждую из них. Надпись благодарно сверкнула и засветилась красным светом. Биннэт шумно вздохнул, но от комментариев воздержался. Молодец. Я и так старалась не упустить из памяти хотя бы ту последовательность, которую знала.

Затем, тихо напевая заклинание (надеюсь, я не сильно перевирала и фальшивила), принялась подкидывать в жаровню оставшиеся ингредиенты. Раз уж они не успели угодить в котел, пусть будут первыми в огне. Тщательно посыпала внутреннюю сторону пентаграммы полученным порошком, и линии ответили мягким зеленым светом. Крепко зажав оставшееся в ладони, я сделала глубокий вдох и погрузилась в себя, чтобы ощутить магию. Сила, дремавшая до этого момента, уютно свернувшись где-то глубоко, пробудилась, расправилась, окатив холодной волной изнутри. Она поднялась, осторожно ощупывая сотворенное мной заклинание, уже вполне оформившееся, но пока не до конца завершенное. Магия словно попробовала его на вкус, погладила, сочла годным и осторожно, чтобы не разрушить пока еще хрупкие связи, стала вливаться в него, заставляя нити заклятия наливаться светом, набухать.

В центре круга прямо перед нами образовалось нечто, напоминающее наполненное светящейся зеленью с красными прожилками веретено. Оно непрерывно вращалось, наматывая все новые нити. Рядом тихо вздохнул Биннэт. Вздохнул и замер. Будто боялся или отвлечь мое внимание от совершаемого действа, или, наоборот, привлечь его к себе.

Я закрыла глаза. Удерживать рвущуюся из-под контроля силу было уже невыносимо тяжело, но и прекрасно, до боли, до экстаза, когда хочется слиться вместе с этой силой и остаться в ней навсегда, не зная ни преград, ни вечных ограничений телесной оболочки.

Что-то изнутри толкнуло: пора! Остаток порошка я щедрой рукой кинула в жаровню. Порошок вспыхнул. Пламя рвануло столпом вверх, и в этот миг я спустила заклинание с привязи. Пусть летит. Найдет упырей, вампиров, кого угодно из этой братии. Заставит выбраться из своих укрытий и явиться на мой зов, пройдя под безжалостными лучами палящего солнца. Разумеется, для упырей это — верная смерть. Возможно, и для некоторых вампиров — тоже. Ну не верю я в то, что все рожденные вампиры могут ходить днем, как ночью. Звучит слишком жутко.

Некоторое время не происходило ничего необычного. Только медовые глаза Биннэта удивленно таращились в мои, а наши сердца стучали так громко и сильно, что казалось, они хотели как птицы выпорхнуть из грудной клетки.

— Ты знаешь, что эта магия запрещена? — отчего-то шепотом спросил он.

Так тихо, что, не будь я вампиром, пришлось бы читать по губам.

— Догадываюсь, — не стала отрицать я. — Но ты же никому не скажешь.

— Нет, — осторожно покачал головой он. — А меня научишь?

Я пожала плечами. Отказывать было бы недальновидно. К тому же у него, скорее всего, не получится. Да и что, собственно, я сделала заклятием? Красивый взрыв и непонятный зов в пустоту — вот и все, что у меня вышло.

— Я попробую.

И тут… Я почувствовала, как в глубинах катакомб, в старых склепах и темных логовах зашевелились они, дети тьмы, порождения ночи, чей удел — прятаться во мраке, питаясь кровью людей. Они распахнули глаза, хотя час для них точно неурочный, и полезли наверх, к свету, не обращая внимания ни на какие препятствия. Я увидела, как те, кто был в подземных конюшнях вампиров, злобно выли, бились телами о толстые решетки, пытались разогнуть их скрюченными от усилий пальцами, до крови прокусывали клыками губы, брызгали кровавой слюной на встревоженную охрану. Их пытались отогнать от решеток, заставить забиться в угол, но тщетно. Несколько вампиров и их людей-прислужников получили травмы острыми когтями и вынужденно были отступить, плотно перекрыв все входы и выходы из своих конюшен, и наложить чары тишины, чтобы невыносимый вой не привлек ненужного внимания.

Те же, кто не был защищен надежными стенами, коваными решетками и толстыми запорами, выбирались на свет из самых неожиданных мест. Из подвалов, погребов, старых колодцев, забытых входов в катакомбы, старого сена на чердаках. Посреди города и на его окраине. На кладбище и даже из закоулков императорского дворца, казалось бы, тщательно защищенного боевыми магами. Они шли на свет и вспыхивали, как масло для светильников. Но даже тогда, когда их тела горели, словно факелы, а все вокруг разбегались с воплями ужаса, они тянулись на зов в сторону склепа, пока не рассыпались в прах.

Кажется, я плакала. Потом судорожно всхлипывала на плече мага, когда уже не было слез, отвечая тем самым на извечный вопрос: «Умеют ли вампиры и упыри плакать». Умеют, конечно. Только, наверное, из-за количества прожитых лет у них для этого остается гораздо меньше причин, чем у живых, которые за свою короткую по меркам вампиров жизнь спешат чувствовать и тратят эмоции, не особо задумываясь над их ценностью.

Биннэт осторожно гладил мои короткие, с проплешинами волосы и бормотал нечто утешительное, что не особо помогало, но я все равно была ему за это благодарна.

— Гидая, — осторожно позвал он.

Я буркнула нечто нечленораздельное, означавшее: «Оставь меня в покое, маг, в печали пребываю», — и еще глубже зарылась лицом в складки его мантии.

— Гидая, они пришли, — не унимался он.

— Кто? — всхлипнула я, подумывая, что высморкаться очень хочется, а не во что.

Ну не в мантию же Биннэта. Слезы — еще ладно, а вот сопли — уже чересчур.

— Сама посмотри.

Я подняла лицо и уставилась в темноту комнаты. Как только я спустила заклятие с поводка и бросила в огонь последнюю горсть порошка, свечи вспыхнули и выгорели дотла, оставив после себя лишь лужи свечного воска. Но темнота для упыря не проблема. А сама проблема стояла как раз перед нами.

— Ну ничего себе, — пораженно прошептала я. — Как им это удалось?

— Сам удивляюсь, — согласился с моей оценкой Биннэт.

Они стояли во тьме комнаты у магического круга, как некие порождения ночи, еще не окончательно отделившиеся от нее, но уже вполне сформировавшиеся. Одежда из плотной черной кожи местами еще облегала мускулистые тела, но кое-где зияли прожженные проплешины. Волосы частично обгорели, плоть — тоже. Страшные солнечные ожоги изуродовали лица до неузнаваемости, и нельзя было сказать наверняка, кто стоит перед нами — мужчины или женщины. К какой расе они принадлежали, когда сердца их еще бились и они не прятались от дневного света, как сейчас? Сейчас ясно было лишь то, что их пятеро. Вооружение их было выше всяких похвал. У одного упыря — боевая обоюдоострая секира. У другого — боевой молот. У третьего — двуручный меч. У четвертого и пятого — парные мечи в чудом уцелевших заплечных ножнах.

Славненько. Может, они не станут ждать, пока я покину круг, чтобы объяснить мне, как нехорошо было с моей стороны тащить их по палящему солнцу, а уйдут гораздо раньше? Я вздрогнула от нехорошего предчувствия скорой физической расправы (не могу же я сидеть в магическом круге вечно) и сильнее прижалась к Биннэту.