Карфаген должен быть разрушен - Ричард Майлз

Карфагенская элита реально могла осуществлять надзор за деятельностью военачальников на Сицилии в двух сферах. Во-первых, она могла контролировать снабжение армий, отправку подкреплений и денег. Во-вторых, действия и решения командиров по окончании службы подвергались скрупулезной ревизии, и за допущенные ошибки их сурово наказывали. Гамилькар заблаговременно позаботился о том, чтобы избежать надсмотра за своими действиями в Испании: он сам и набирал, и платил жалованье войскам. Гамилькар ни разу не возвращался в Карфаген для отчета, он полностью полагался на сторонников в Совете старейшин и Народном собрании. Испанские богатства позволяли не только выплачивать военные долги, но и обеспечивать поддержку армии, Народного собрания и старейшин. Он мог сколько угодно отсутствовать в Карфагене, политическое влияние ему гарантировали золото и серебро Испании.

Печальным следствием утраты морского могущества стало то, что экспедиционная армия не могла отправиться в Испанию напрямую морем. Ей пришлось идти по суше вдоль побережья до самых Геркулесовых столбов и лишь там перебраться на другую сторону пролива[257]. Да и в самой Испании Гамилькар вряд ли мог рассчитывать на то, что с легкостью преодолеет все препятствия. Карфаген поддерживал торговые связи со старыми финикийскими поселениями на Иберийском полуострове, а также с греками в Эмпории[258]. Однако меньше всего можно было ожидать дружеской встречи с иберийскими и кельтиберийскими племенами, обитавшими в глубине полуострова.[259]

Отсутствие единого политического руководства в Испании облегчало проведение военной кампании, но затрудняло дипломатию, поскольку надо было заключать отдельные договора с различными туземными федерациями и сообществами. Естественно, Гамилькар прежде всего должен был завладеть рудниками Сьерра-Морены, где добывалось золото и серебро.

Сделать это было не так просто. Даже племена, прежде сотрудничавшие с финикийскими поселенцами, оказывали упорное сопротивление карфагенянам. С враждебными кельтиберами Гамилькар обходился так же люто, как с мятежными наемниками. В то же время он демонстрировал и снисхождение. Отпустив на волю захваченных туземцев, Гамилькар прилюдно пытал и распял одного из вождей. Совмещая милосердие с жестокостью, он посылал вождям племен сигнал: сотрудничество вознаграждается, а сопротивление наказуемо. Эта тактика дала результат: турдентаны покорились. Гамилькар сразу же приступил к модернизации рудников. В отличие от предшественников тирян, позволявших местным вождям распоряжаться горными разработками, Баркиды завладели целым рядом копей.

Для повышения эффективности и наращивания объемов добычи драгоценного металла Гамилькар применил здесь некоторые технические новшества, заимствованные у горняков Восточного Средиземноморья, хотя тяжелый физический труд по-прежнему возлагался на рабов. Продуманной системой туннелей и шахт было изменено течение подземных рек, по новой технологии откачивалась вода из шахт. Процесс добычи металла был чрезвычайно трудоемким. Вначале горная порода, содержащая серебро вперемешку со свинцом, измельчалась в потоках воды. Затем эта масса просеивалась, и процесс измельчения и просеивания повторялся дважды. Потом руда помещалась в печи, где серебро отделялось от камня и свинца. Готовую продукцию затем увозили, обычно по рекам, в города на побережье. Рудники приносили карфагенянам баснословную прибыль. Хотя и не существует данных, относящихся к периоду освоения Испании Баркидами, подсчитано, что во времена римской колонизации со II века до н.э. и до V века н.э. 40 000 рабов, трудившихся в испанских рудниках, ежедневно приносили 25 000 драхм прибыли. О колоссальных масштабах горных операций пунийцев и римлян в этот период свидетельствует хотя бы такой факт: общий вес шлаков, оставшихся главным образом после выплавки серебра и найденных возле Рио-Тинто, оценивается в 6 700 000 тонн.

За четыре года, несмотря на яростное сопротивление местных племен, Гамилькар завладел побережьем Нижней Андалусии, реками Гвадалквивир и Гвадалете и успешно продвигался на восток к побережью напротив острова Ибица. Чтобы окончательно закрепиться в регионе, он основал городище Акра-Левка («белый город» на греческом языке), располагавшийся неподалеку от современного города Аликанте. Зона оккупации Южной Испании последовательно расширялась, и характер взаимоотношений между Баркидами и Карфагеном несколько изменился. Для военных кампаний в Испании требовалось содержание регулярной армии наемников. Один греческий историк подсчитал, что она состояла из 50 000 пехотинцев, 6000 всадников и 200 слонов. Теперь, когда рудниками распоряжались карфагеняне, а добыча драгоценного металла значительно возросла, Баркиды могли платить наемникам собственными деньгами, новыми монетами исключительно высокого качества.

При чеканке первых серебряных монет Баркиды использовали весовой стандарт финикийского шекеля (на Сицилии применялся стандарт аттической драхмы).[260] Однако в иконографии первых выпусков обнаруживается влияние эллинистической традиции. На аверсе изображена голова безбородого мужчины в головной повязке, синкретический портрет Геракла — Мелькарта. Этот образ в точности копирует эмблему, использовавшуюся на монетах, выпущенных Гиероном, теперь царем Сиракуз. Эллинистическая традиция имеет продолжение на реверсе, где изображен нос военной галеры с тройным тараном и форштевнем, заканчивающимся птичьей головой, — мотив, обычно украшавший монеты македонского царя Де-метрия Полиоркета в первые десятилетия III века. Возможно, здесь присутствует и определенная связь с левантийским миром, так как на монетах, чеканившихся в финикийском городе Арваде в середине IV века, тоже воспроизведены голова Мелькарта на аверсе и военный корабль на реверсе[261].

Эти образы, возможно, были избраны, поскольку понравились наемникам в армии Баркидов или по той простой причине, что чеканщиками были сиракузцы, пользовавшиеся имевшимися готовыми шаблонами. Однако то повышенное внимание, которое Баркиды уделяли своему имиджу, исключает возможность столь упрощенного подхода к выбору символа для денег. Как мы уже видели, к этому времени синкретизм Мелькарта и Геракла стал отличительной чертой религиозного культа на Сицилии, получил распространение в Карфагене и начал играть все более важную роль во взаимоотношениях между североафриканской метрополией и другими городами пунического сообщества.