Знаки любви - Ян Хьярстад

стоит у двери. Ступай к больной и расскажи ей о своем путешествии. А когда расскажешь все до конца, узнаешь, о чем повествует потерянная история.

С фонарем в руке молодой человек зашагал к дому, где лежала и угасала девушка. Больная глядела с подушки вяло, но доверчиво, и за ночь он рассказал ей о том, что пережил по дороге на остров. Он ткал свой рассказ, отмечая, как струятся слова, как история сама собой принимает форму, осознавая, что повествование, может, и есть в чем упрекнуть, но именно это и приближает его к безупречной истории».

Я думала, что Артур закончил. Я лежала к нему так близко, что его голос эхом отдавался у меня в груди. Когда я подняла на него глаза, изучила его пристальнее, то увидела, что его глаза изменились. Пигмент в радужках образовал узор, и в узоре был виден центр. В каждом глазу было по мандале. Я много знала о мандалах[98]. Но никогда не видела мандалы более притягательной. Кончики пальцев Артура по-прежнему скользили по моей коже, едва касаясь тонких волосков. Тишину в комнате нарушало только потрескивание поленьев в камине. Я собиралась было прокомментировать что-то, но Артур резко заговорил снова. Все сказанное ранее оказалось лишь предисловием, и он начал историю, которую Адам рассказал девушке, «Потерянную историю». Я замерев слушала, как Артур складывает новые образы из все тех же кусочков, из следов, которые носит на теле. На этот раз он говорил серьезно, без тени улыбки. У него было сосредоточенное выражение лица, и, рассказывая, он переводил пальцы со знака на знак, как будто это был список. Как будто он превращал эти шрамы и пятнышки во что-то, дающее жизнь. Я глядела на него во все глаза. Не от недоверия, но радуясь буйству фантазии лежащего рядом со мной мужчины. Мужчины, к чьему телу я прикладывалась ладонями, точно надеясь, что и мне достанется часть его дара, потока воображения. Я слушала, как совершенно новая история обретает форму. И насколько я поняла, эта история была о нем самом.

Как бы то ни было: «Потерянная история», долгая повесть, которую мне рассказал Артур, вдохнула в куадарскую девушку жизненную силу. Болезнь ослабила хватку. После его посещения ей с каждым днем становилось все лучше, и когда она наконец встала с постели, Адам посватался к ней. Юноша понял, что он искал не историю, он искал человека. Молодая женщина сказала «да», и тем самым рассказ под конец стал историей любви.

Я в задумчивости лежала на матрасе, плотно прижавшись к Артуру. Взгляд был приковал к горящей иконе на стене, лику, который смотрел на меня. Я не знала, как долго он рассказывал. Кажется, долго. Апрельский свет струился из окна, как будто особенно яркий и теплый из-за пробивающейся тут и там молодой зелени.

Я заметила, как размеренно его слова укладываются на свое центральное место в моей памяти. Рассказ, может, и не был безукоризненным, но я знала, что мне его уже не забыть. Это была история об Артуре. Но в той же мере и история обо мне.

– Это я нигде и никогда не буду рассказывать, – сказал он.

Слова прозвучали увесисто, как набранные свинцом.

– Это только моя история. Мое тайное пространство. Моя жизненная искра.

Я пристально на него смотрела. Я ясно осознавала, что он оказал мне безоговорочное доверие. Обнажился передо мной в более чем буквальном смысле. Освещенная кожа его лица отливала золотом ярче, чем когда-либо. Я подумала, что он прав: это – самое сокровенное в нем, маска, лежащая под крышкой последнего ковчега. Благородная. Его истинное лицо.

Мне нет смысла пересказывать здесь содержание «Потерянной истории», поскольку многие знакомы и с ней, и с рамочным повествованием, которое я кратко обрисовала благодаря англоязычному роману под тем же заголовком, «The Lost Story».

Через несколько дней, в процессе плодотворной работы над гарнитурой, мне пришло в голову, что вместо глав из четырех ставших классикой романов Иоакима я могла бы взять за образец «Потерянную историю». Неоднократно, когда я нежилась с Артуром на матрасе и рассказывала ему о своем шрифте, о жизненной цели, он спрашивал: разве совсем неважно, о чем писать? Зачем нужен шрифт, если у меня нет содержания, рассказа, которого еще никто не читал? Для того чтобы задействовать особую астру, всегда нужна мантра.

Я могла бы поймать его на слове, взять «Потерянную историю» за основу. Не в последнюю очередь потому, что и мне было чем гордиться. Однажды вечером, когда я лежала рядом с ним и вдыхала аромат его шеи, как это делают с грудными детьми, я спросила, где или как Артур нашел эту историю. Но он не слышал и не читал ее. Он нашел историю в себе – именно так: в себе – после встречи со мной. Затем шлифовал ее у себя в голове несколько месяцев. Он заглянул мне в глаза.

– Спасибо, – сказал он, снова более серьезно, более торжественно, чем обычно. – Кто знает? Возможно, ты спасла мне жизнь.

Я решила записать «Потерянную историю». Я сидела пять дней и писала. Окончательный файл вмещал чуть более ста страниц. Над содержанием, которое для моих глаз и ушей было незатейливым, сродни детской книге, я задумывалась не так уж много; я концентрировалась скорее на том, чтобы воспроизвести звучание как можно точнее. Это было на самом деле нетрудно; внутри меня все еще отзывался голос Артура, и, записывая, я все лучше понимала, что история придумана человеком, который в своей жизни много рассказывал.

Предложения становились на место как будто сами собой. Меня изумляло, как хорошо в памяти засели даже крошечные детали.

Я не думала, что поступаю неправильно. Я делала это из любви. И как билингву, мне захотелось попробовать улучшить историю. Я написала все заново, на этот раз на моем втором родном языке, под заголовком «The Lost Story».

* * *

В тот день, когда умер Зенобия, любимый тигр махараджи Майсура, визирь послал гонца за британским скульптором Уизли, который тогда посетил колонию. Уизли было велено изготовить мраморную скульптуру Зенобии в натуральную величину и установить ее в парке близ джунглей так, чтобы махараджа всегда мог лицезреть ее из окон дворца. Когда Уизли окончил работу и со скульптуры тигра сняли полотно, махараджа не смог скрыть разочарования. «В ней чего-то недостает», – сказал он ваятелю. «Да, я забыл свою подпись», – ответил Уизли. Он взял молоток и зубило и вырубил W в мраморном постаменте. Тигр тотчас ожил и, зарычав, скрылся