Рунная магия - Джоанн Харрис

Скади вошла через развороченное Око Лошади и большую часть дня провела, расставляя подобные ловушки повсюду. Она устраивала их на перекрестках и на угловых камнях, в зевах тоннелей и за темными изгибами. Она вплела руну Наудр в сеть и растянула ее в темном проеме, а руну Тюр превратила в жестокий шип, который подденет жертву, точно рыбу на крючок.

Вполне может сработать, подумала Охотница. Бегущий мужчина — или, скажем, девочка — не слишком смотрит по сторонам. Миг небрежности, неосторожный шаг — и жертва поймана или ранена, ослаблена и беспомощна. Легкая добыча.

На городских часах было четыре часа, когда Скади вернулась в пасторский дом в своем волчьем обличье. Этельберту, которая поклялась, что на этот раз не подчинится требованиям женщины так легко, прибытие Охотницы застало врасплох. Вскоре Скади облачилась в роскошный белый бархат (который никогда не удастся отчистить, думала жена пастора), а сама Этель принялась отдавать приказания, чтобы подготовить дом к приему еще шести гостей, надеясь, что они, по крайней мере, прибудут пристойно одетыми.

Скади, однако, волновало другое. Она посеяла некоторое сомнение среди ванов, а участие Локи довершило дело. Но по крайней мере Хеймдалль и Фрей остались верны Генералу. Если Шепчущий у Одина, если Мэдди действительно дитя Тора, то он еще, возможно, сумеет их переубедить. Конечно, если не случится никаких несчастий…

Скади холодно размышляла о ванах. Не Хеймдалль, еще рано — он слишком могуществен, чтобы его терять. Не Фрей, по той же причине. Не Идун — она не так беззащитна, как кажется, и, кроме того, в будущем им может потребоваться целительница. Браги? Ньёрд? Она ничего ему не должна, сказала себе Охотница. Они больше не женаты. И все же ей ужасно не хотелось приносить в жертву Владыку Моря. В конце концов, он может пригодиться. Фрейя же, с другой стороны…

Скади подумала о богине Желаний.

О, у нее есть кое-какие силы. Она не бесполезна. Однако надоедлива, и Скади призналась себе, что из всех выживших ванов по Фрейе она будет скучать меньше всего. Не из-за ее красоты — все знали, что Скади презирает подобные штучки, — и даже не из-за их противоположных характеров, а из-за разногласий, которые та посеяла своим пробуждением. Когда Фрейя рядом, доводы не работают, друзья ссорятся, даже самые миролюбивые люди становятся ревнивыми и капризными. Кроме того, она и Один…

Но Скади пресекла эту мысль до того, как та вполне оформилась. Личные обиды тут ни при чем, сказала она себе. Это тактический выбор, сделанный ради высшего блага. То, что Фрейя и Один всегда наслаждались большим, нежели просто мимолетная близость, она вовсе не принимает в расчет. Конечно, смерть Фрейи может огорчить его. Или даже ранить глубже, чем само Слово. Должно ли это изменить ее решение? Пожалуй, нет. Локи мог быть причиной смерти ее отца, но приказ отдал Один, и именно он затем купил ее молчание в обмен на парочку комплиментов и стратегический брак. Прошли годы, и Скади поняла, как он ею манипулировал, как использовал ее, чтобы заключить столь необходимый мир со снежными великанами, как долго и хитро направлял ее ярость по ложному пути, заставлял верить, что винить надо Локи, и только его одного…

А теперь братья снова вместе.

Скади прижала стиснутые кулаки к белому бархату второго из лучших платьев Этельберты Парсон. Никакая глажка не уничтожит эти складки; но мысли Скади витали далеко. В ее сознании собирались тучи, лилась кровь, и месть, надолго отложенная, но оттого еще более сладкая, открывала сонные глаза и улыбалась.

Иса — единственная Старшая руна, которая не может быть перевернута. Поэтому Скади не потеряла ни капли своих сил из-за Рагнарёка. Она считала себя ровней почти любому вану, даже Фрею или Хеймдаллю, но знала, что не выстоит против всех шестерых. Если, конечно, немного воды утекло с тех пор, как у Скади было свободное время или настроение творить новое оружие, но она знала, что оружие должно быть надежным. Не большим, нет, но до последней нити пропитанным рунами маскировки. Оружие элегантности, оружие хитрости.

Если бы у нее было время, она бы скроила рубашку — или даже плащ, имеющий в каждом стежке руны льда и яда, — но времени не было, поэтому она смастерила крошечный носовой платочек, обшитый кружевной тесьмой. Тесьма была такой тонкой, что ее почти не было видно, такой замысловатой, что чары, распиравшие и составлявшие ее, прятались меж двойных узлов и вышитых цветов, такой смертельной, что единого заговора хватило бы, чтобы пустить ее в ход. На самом платочке простыми, яркими стежками она вышила руну Фе:

Фрейя.

Скади осталась довольна. Обычно она презирала домашнее искусство рукоделия, но как дочь снежных великанов была в нем искусна. Она осторожно свернула платочек и положила его в ящичек элегантного секретера. Ваны прибудут в сумерках. Улыбаясь, Охотница ждала их появления.

Один видел их прибытие из своего удобного укрытия за рощей, в полумиле от деревни Мэлбри. Было шесть часов вечера, и на фоне догорающего заката он едва мог различить их подписи, несущиеся через поля, выгибающиеся в дымное небо. Цветов Скади среди них не было, но, возможно, она пряталась в засаде поблизости, используя остальных как приманку для него. Мэдди и Локи видно не было, и только сейчас он признался себе, как отчаянно надеялся увидеть их здесь.

Он бросил Юр и нырнул за изгородь. Вот они все: Жнец, Сторож, Поэт, Целительница, Владыка Моря и, наконец, богиня Желаний, бредущая далеко позади остальных. Почему они решили идти пешком? Что у них за дела в доме пастора? И что именно они знают?

Один попытался отыскать Шепчущего через Беркану. Ничего, даже голоса его не слышно. Но это не значит, что его здесь нет. Одноглазый прошел вдоль изгороди, держась позади маленькой группы, так было меньше шансов, что его заметят. Прятаться от друзей казалось ужасно неправильным, но мир изменился, и даже старую дружбу нельзя было полностью принимать на веру.

Говорил Ньёрд:

— Я знаю, она неосторожна, быть может, даже немного сумасбродна…

— Немного сумасбродна! — вступила Фрейя, ее длинные волосы сверкали как иней, звенья ожерелья ловили свет. — Она зверь, Ньёрд! Вечно рыскает вокруг в виде волчицы и орлицы…

— Она всегда была верна. В Рагнарёк…

— Мы тогда воевали, — вставил Фрей.

— Если Скади права, мы и сейчас воюем.

— С людьми. Возможно, с Орденом, — возразил Хеймдалль. — Но не со своим народом.

— Асы не наш народ, — ответил Ньёрд. — Мы все должны крепко это помнить.

Один за изгородью нахмурился. Так вот откуда ветер дует! Конечно, Ньёрд — самый старший из ванов, отец близнецов, вполне понятно, что его верность принадлежит в первую очередь ванам и лишь во вторую — асам. Кроме того, Одноглазый давно подозревал, что Ньёрд все еще испытывает нежность к своей сбежавшей супруге, и знал, что не следует рассчитывать на здравомыслие любящего. Сам он тоже не был неуязвим: бывали минуты — весьма редкие, впрочем, — когда даже прозорливый Один становился слеп, как последний мальчишка…