Убийства в монастыре, или Таинственные хроники - Юлия Крен

— Госпожа...

— Довольно! — резко прервала она его, понимая, что хотела остановить скорее себя, нежели его. Она глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. — Ну хорошо, — продолжала она более спокойно, но с усмешкой. — Я рассказала вам, что видела в Этампе, и довольно. Вам не следует бояться моих резких слов. И не нужно звать стражу, чтобы выпроводить меня отсюда.

Она избегала его растерянного взгляда и, прежде чем он успел что-либо ответить, повернулась и поспешила в коридор. Там она не почувствовала ничего, кроме стыда от собственного поражения и слабости. В ее памяти всплыли все преступления, совершенные только что или много лет назад. Они не обвиняли ее, а насмехались над ее неудавшейся жизнью. Ненависть, заставившая ее бросаться грязью в Арнульфа, была мягкой и дружелюбной в сравнении с горькой, терзающей яростью, которую она испытывала к Герину и к самой себе, потому что она хотела произвести на него впечатление, безоговорочно согласившись выполнить его просьбу повидать Изамбур. Зачем она поехала в Этамп, ведь это ей ничего не дало, по крайней мере, не вызвало его признания? Она только испытала ужас, глядя на погибающую королеву, и это видение будет преследовать ее еще много дней. И зачем она позволила себе говорить о постыдном прошлом?

Из ее груди вырвался жалобный стон. Он испугал ее саму, а еще больше хрупкую фрейлину, которая незаметно подошла к ней и поклонилась.

— София де Гуслин? — спросила она.

София ничего не ответила, но облегченно кивнула, благодарная за то, что ее отвлекли от тяжелых мыслей.

— Дофина Бланш желает вас видеть. Пожалуйста, следуйте за мной!

После того как София ушла от брата Герина, ее единственным желанием было скорее вернуться домой, к Теодору. Но теперь ей показалось, что гораздо лучше искать утешения не в книгах, а у роженицы, которая была еще более жалкой и несчастной, чем она.

С тех пор как родился ее сын, Бланш плакала, пряталась за пологом кровати и не хотела, чтобы ее утешали. Вокруг прыгали придворные дамы, время от времени поднося ребенка, чтобы успокоить ее. Но как только она увидела Софию, ее рыдания прекратились, а голова снова упала в подушки.

— Оставьте меня с ней одну! — приказала она. Затем, повернувшись к Софии, сказала. — Я думала над вашими словами.

Безутешность Бланш сняла с Софии ее собственный груз.

— Ваше кровотечение прекратилось? — спросила она.

— Какое мне дело до моего тела? — резко ответила Бланш. — Вы посоветовали мне не вспоминать прошлое. Вы сказали, я должна найти что-то, что будет мне по душе.

— Конечно, — устало сказала София.

Бланш приподнялась, отодвинула подушки и мягкое, набитое мехом одеяло. Хотя она и казалась такой по-детски жалкой, бледной и слабой, София заметила в ее лице упрямые черты.

— Ну — и что же мне делать? — капризно спросила она. — Я думала о том, что доставляет мне радость. Ну, мне нравится, когда трубадуры поют свои песни и рассказывают истории про давние времена. Но разве этим можно наполнить жизнь?

София пожала плечами.

— Самое плохое, — продолжала Бланш, — что я в этой змеиной норе, где все строят козни и любезничают с королем, не решаюсь действовать самостоятельно. Кода я приехала во Францию, она была отлучена от церкви, и с тех пор жалкая судьба несчастной Изамбур лежит на моих плечах. Разве я не принцесса, как и она, проданная в интересах войны? И разве я сама не могу стать отверженной, стоит мне вызвать гнев короля Филиппа?

Она говорила напряженно и горячо. Ее изнеможение и печаль напоминали платье, ставшее слишком узким и шнурки которого она грубо развязывала.

— Вы напрасно беспокоитесь, — равнодушно ответила София. — Я знаю королеву Изамбур. Она лишена рассудка. Вы же всегда вели себя как подобает и, кроме того, родили сына. А еще говорят, что ваш супруг Луи очень нежен с вами.

Бланш опустилась на подушки.

— Луи боится своего отца, — сказала она, и в ее голосе слышался и страх, и презрение. — Он знает, как опасно вызывать его гнев!

— Тогда вам следует посвятить себя чему-то совершенно безопасному, тому, что не имеет никакого отношения к политике, — сказала София.

Она говорила спокойно. Бланш отвлекла ее от собственных переживаний, но ее судьба была ей глубоко безразлична. Однако едва она озвучила свой совет, как увидела в бледной женщине намного больше, нежели несчастную роженицу.

Моменты прошлого, крошечные обрывки воспоминаний пронеслись в ее голове, образуя немыслимые узоры. Замысел, который они нарисовали, был не дерзким, мучительным и волнующим, как ярость последних дней, а напоминал легкую игру.

Она вспомнила брата Герина, как он давно говорил о том, что дофин Людовик слаб и им нужно руководить. Она знала, что он видел себя в роли этого руководителя и мечтал действовать за его спиной так же, как тайно действовал за спиной Филиппа.

Но ведь не он сидел у постели любимой жены Луи, а она, ее попросили помочь при родах и она теперь советовала Бланш, как жить дальше. «Она верит мне, потому что глупые, назойливые придворные дамы надоели ей, а я помогла ей в трудный час! — подумала София. — Как она доверчива! Как ей не хватает общества трезвых людей! Я могу вкрасться к ней в доверие и получить власть над ней, а если слабый Луи действительно любит свою жену так, как рассказывают, то и над ним тоже. Я не позволю брату Герину отправить меня к Изамбур, если могу стать доверенной дофины и оказывать больше влияния на будущее Франции, чем он когда-либо!» Бланш наблюдала за ней покрасневшим глазами, будто подозревала, о чем она думает. — Говорят, — начала она, — что вы сильны не только в медицине, но и владеете многими науками. — Это так, — не без гордости ответила София. — И поэтому советую вам углубиться в книги, развиваться, учиться, искать утешения в науках, уж это в глазах короля наверняка не будет выглядеть опасным!

— С вашей помощью?

София рассмеялась и горько, и облегченно.

— Я всегда оставляла за собой право самостоятельно строить свою жизнь. Почему бы вам не сделать то же самое? Если хотите, с сегодняшнего дня я буду помогать вам и наверняка смогу вас научить чему-то, что поможет вам выжить среди этого болтливого и льстивого двора.

Был почти вечер, и в покоях дофины накрыли такой стол, будто собирались устроить праздничный банкет.

Стол украшали зеленые ветви, свечи и фиалки. На нем стояли два кувшина с водой, золоченый кубок с вином, блюдца для сладостей и серебряные солонки. Рядом с Бланш лежал хлеб без корки — основа под блюда.

София обошла стол вокруг.

— Накройте и для меня! — властно приказала она.

Одна из служанок вопросительно подняла глаза, не уверенная в том, что незнакомке подобает отдавать приказы таким тоном. Другая незаметно кивнула ей, чтобы та повиновалась, а потом повернулась к Софии.

— Дофина очень редко садится к столу и кушает. Она еще не вставала с кровати после родов, и единственное, чего она желает...