Вожделение - Майя Бэнкс

Пока ждали заказ, Гейб положил ноги Миа себе на колени. Сняв кроссовки, он принялся массировать ей ступни. Она постанывала от удовольствия, а он надавливал на своды стоп и растирал подошвы.

— В отель вернемся на такси, — объявил он. — Ты достаточно находилась, завтра ноги будут болеть.

— Они уже болят, — вздохнула Миа. — Зато день был сказочный. Гейб, я даже не знаю, как тебя благодарить.

Гейб мигом протрезвел.

— Не надо меня благодарить, Миа. Я сделал бы что угодно, лишь бы ты улыбалась.

Его взгляд был серьезным и пристальным. Всякий раз, когда он сегодня смотрел на нее, нежность, сквозившая в его глазах, заставляла сердце Миа сжиматься, как будто он ее ласкал — не просто как объект вожделения.

Официант принес заказ. Миа накинулась на еду, хотя они не раз перекусили восхитительными пирожными, хлебом и сыром. Потом она стала есть медленнее, желая продлить удовольствие. После насыщенного дня им предстояло возвращение в отель и разговор о том, о чем они нынче старались не вспоминать.

Миа хотелось оттянуть неизбежное. Она запомнит этот день на всю жизнь. Что бы ни случилось потом, она никогда не забудет парижскую прогулку с Гейбом.

Когда пришло время уходить, Гейб взял Миа за руку. Их пальцы переплелись, они вышли во дворик. Сена была совсем рядом. По реке медленно двигался плавучий ресторан, сиявший яркими огнями.

Восхитительный вечер. Правда, холодный. Предвестник скорой зимы.

А над горизонтом, из-за силуэтов зданий, медленно выползала луна. Миа вздохнула, впитывая картину: лодки и парочки, гуляющие по набережной. Замечательный день незаметно превратился в прекрасный вечер.

Гейб обнял ее, прижал к себе, чтобы не мерзла, пока они любуются рекой. Он поцеловал Миа в висок и положил подбородок на ее макушку.

В груди ныло. Было бы так всегда! Миа упорно цеплялась за эту надежду. Закрыв глаза, она наслаждалась мгновением — чувством близости Гейба и их единства.

Им обоим не хотелось расставаться с этим дивным вечером. Но нужно было идти. Взяв Миа за руку, Гейб вывел ее на улицу, где стояла вереница такси. Еще через пару минут они уже ехали в отель.

Туда, где их ждала реальность.

Миа сидела на кровати, одетая в футболку Гейба, которая доходила ей до колен. Гейб был в душе, и она нервно ждала, когда он ляжет. Ей не сразу удалось сформулировать то, что она собиралась сказать, — не хотелось спешить, пребывая в разобранных чувствах, делать и говорить то, о чем придется жалеть. Слишком важный предстоял разговор.

Но вот она собрала всю свою смелость и была готова противостоять Гейбу не ультиматумом — правдой.

Дверь ванной открылась. Гейб вышел. Бедра обернуты полотенцем, волосы мокрые, на груди — капли воды. Он был… красив, иначе не скажешь.

Гейб полез в чемодан за нижним бельем, и полотенце соскользнуло на пол. Миа полюбовалась на его ягодицы, а потом и на член, впечатлявший даже в состоянии покоя.

Она отвела взгляд, испытывая вину за столь откровенное созерцание Гейба. Ей нельзя отвлекаться.

Когда он подошел к кровати, Миа глубоко вздохнула и ринулась в атаку. Если она не сделает этого сейчас, то уже не сумеет высказать все, что скопилось у нее в душе. Лучше не тянуть и не стесняться в выражениях.

— Мне отвратительно вчерашнее, — произнесла она напрямик тихим, дрожащим голосом.

Гейб замер и на мгновение прикрыл глаза. Потом он лег, но не рядом с Миа, а чуть поодаль.

— Я знаю, — так же тихо сказал он.

Миа продолжила, понимая, что скажет намного больше, чем нужно:

— Мне было противно, что он лапал меня. Да, Гейб, я сама согласилась, подписала контракт. Я говорила, что не против показаться другим мужчинам. По крайней мере, я была готова попробовать. Но я не хочу, чтобы меня трогал кто-то, кроме тебя. Теперь я это поняла. Надо мной надругались. Меня испачкали. И я не хочу, чтобы это повторилось, пока мы вместе.

— Что ты, малышка? Конечно нет, — прошептал Гейб.

Он был напряжен. И снова — затравленный взгляд.

Но Миа не унималась. Ей не хотелось, чтобы он вклинился и оборвал нить разговора.

— Мне совершенно наплевать на контракт. Я его ненавижу. Я хочу, чтобы на меня смотрел один-единственный мужчина: ты. Ты, а не кто-то, кому ты позволил со мной позабавиться.

Из его горла вырвался сдавленный не то хрип, не то стон, но Миа упреждающе вскинула руку. Нельзя дать Гейбу ее перебить. Потом ей уже не хватит отваги.

— Больше я на такое не соглашусь, — помотала головой Миа, подчеркивая сказанное, — пусть знает, что она не шутит. — Да, я согласилась на это, но больше не хочу. И никогда не захочу. Мне противен каждый миг этого. Если ты когда-нибудь попытаешься это повторить, между нами все будет кончено. Я уйду и уже не вернусь.

Не выдержав, Гейб потянулся к ней, обнял и прижал к груди. Он держал ее так крепко, что Миа было не вздохнуть.

— Я виноват, Миа. Ужасно виноват. Такое больше не повторится. Никогда. Впредь никто и пальцем до тебя не дотронется. Я сам был как на иголках. Я уже собирался их выставить, но вдруг услышал твой крик, страх в голосе и это «нет». Я ведь клялся тебе: достаточно одного твоего «нет», чтобы я или кто-то другой все прекратил. А этот гад ударил тебя раньше, чем я успел подскочить. Этого, Миа, я никогда себе не прощу. Никогда. Я видел, как ты испугалась, когда этот похотливый кобель сорвался с цепи. — Гейба трясло. Его руки лихорадочно блуждали по ее спине. Потом он чуть отстранился, обхватил ее лицо и пристально посмотрел ей в глаза. — Малышка, я очень виноват. Не знаю, сумею ли я себе это простить. Я возненавидел свою затею. Миа, мне честно хотелось их вышвырнуть.

— Тогда зачем вообще ты это сделал?

Гейб потупился, отвернулся, убрал руки с ее лица. Он закрыл глаза и брезгливо поморщился:

— Потому что я паршивый трус.

Это было сказано так тихо, что Миа едва разобрала и сразу усомнилась, не ослышалась ли. Как это понимать?

Гейб потянулся к ее руке, крепко сжал, поднес к губам, поцеловал ладонь.

— Миа, знай, что это не повторится. Я прошу тебя простить непростительное. Да, ты подписала контракт, но не хотела, чтобы тебя лапали другие — ни вчера, ни когда-либо. Я знал об этом. Прекрасно знал. И все же разрешил этой сволочи дотронуться до тебя. Я ненавижу себя за это. Моя обязанность — знать о твоих желаниях и потребностях и ставить их выше моих. Вчера я этого не сделал.

Она по-прежнему не понимала, зачем Гейб на это пошел. Они обсуждали возможность, но Миа не верила, что он превратит ее в реальность.

Она гадала, о чем он думал, когда приглашал этих людей в номер. Он пребывал в мрачной задумчивости еще до отлета. Было ли это как-то связано с его решением? Может, он пытался ей что-то втолковать, а она не понимала? Или она вообще ни при чем?