Офисный дневник девушки по вызову - Бель де Жур

Конечно, кто бы ни была эта «другая женщина», ее выпотрошат, как рыбу. Это не обсуждается. Спи со звездой футбола – и тебе предложат хорошо оплачиваемую карьеру в реалити-шоу. Спи с политиком – и останешься посмешищем на всю жизнь. Вместо того чтобы сравнивать предложения от Endemol и ITV, ты будешь влачить свои дни за кассой в Tesco. Если только ты не Эдвина Карри[67], но даже тогда я не стала бы исключать такой исход в будущем.

Так что в одном углу ринга у нас VIP-жены, с их дорогостоящим образованием, благотворительными сборами и всеми преимуществами, которые может купить себе старомодный феминизм. А в другом – женщины помоложе, в своем предосудительном нейлоне и сапогах по колено, над которыми воистину буквально только что обвалился стеклянный потолок. Потому что – на случай, если ты не заметила, бэби, – если ты впуталась в секс-скандал, такой вещи, как женская солидарность, не существует.

И это самая оскорбительная часть всего омерзительного цирка. То, что в самый критический момент женщины постарше, наслаждающиеся преимуществами брака с богатыми, успешными мужчинами, ни за что не станут раскачивать лодку. Какую бы феминистскую чушь они ни несли на званых обедах, она явно стоит для них на втором месте после карьер их мужей.

А теперь вернемся к нашему на редкость упорядоченному планированию…

Я сегодня потратила совершенно неприличное количество денег на шелковое белье. И что еще более непростительно, так это то, что, кроме меня, его никто не увидит.

Вот и все.

В прошлом, когда я говорила, что у меня никого не было так долго, что боюсь, как бы не начать зарастать, это всегда оставалось шуткой. А в этом месяце я начинаю бояться, что это уже не шутка.

В прошлом, когда я говорила, что у меня никого не было так долго, что боюсь, как бы не начать зарастать, это всегда оставалось шуткой.

При нормальных обстоятельствах я не воспринимаю идею вибраторов, они кажутся мне такими… механическими и бесполезными, но теперь я смотрю на них новым взглядом, словно десятидюймовые реалистичные студнеобразные елдаки с вращающимися бусинами у основания могут оказаться единственным, что стоит между мной и ретроактивной девственностью.

Следует кое-что сказать о том, как полезно скрывать свои истинные чувства, ну и мой опыт в секс-бизнесе сделал меня непревзойденным мастером в этом особенном искусстве.

Оно может оказаться фантастическим преимуществом, к примеру, в нынешней, кажущейся бесконечной, карусели ужасных свиданий. Все, что от меня требуется, – помнить, что, поскольку мужчина не платит, я могу отправиться домой, как только прикончу этот напиток – и вуаля! На моем лице волшебным образом появляется улыбка.

– Еще один кошмар-р-р, – нарочито грассируя, сказала я Н., еще не успев выйти за дверь паба. – Думаю, я иду на новый рекорд по количеству знакомств с идиотами.

Но, определенно, в этом есть и недостатки. Я настолько привыкла не делиться ни хорошим, ни плохим, что это намертво впечаталось в мою личность. Все хорошее, что случается, выходит из меня в виде эмоционального спада. И я начинаю гадать, уж не повлияло ли это на мой общий взгляд на достижения или жизнь в целом.

Как, например, на работе: если что-то идет замечательно, первое инстинктивное побуждение моих коллег – смыться в паб на остаток рабочего дня, выкрикивать добрые новости вдоль и поперек по коридорам, наполнять офис воздушными поцелуями и взаимным обожанием и т. д. Самое меньшее – кто-то влетает и осыпает нас всех вкусняшками и поздравлениями. Я этого не делаю. Для меня то, что можно оценить как умеренный успех, – это «нормально». То, что подобно побившей мировой рекорд легенде, – это «эгей, а ведь неплохо вышло!» Опыт утаивания всего и вся снизил мой энтузиазм до такой отметки, на которой глобальный катаклизм, вероятно, будет встречен словами «что ж, ну и ладно».

Взять, к примеру, прошлую неделю. Джайлс, который вещал о возможности моего повышения едва ли не с той самой минуты, как я здесь оказалась, наконец официально объявил о вакансии. Я наконец отослала свое резюме – и в тот же день, проходя мимо по коридору, он дружески приобнял меня за плечи.

– Отличное заявление, – сказал он. – Я не сомневаюсь, что ты продвинешься.

Любой другой человек на моем месте кинулся бы ему на шею или, по крайней мере, расплылся бы в улыбке на тысячу ватт. Или объявил бы эту новость Превосходной, Фантастической, Потрясающей, или воспользовался бы любым другим из тысячи возможных гиперболических выражений. Я только кивнула:

– Хорошо.

Прежде я такой не была. В прошлом я была крайне демонстративна в своих чувствах, как в семье, так и вообще. Люди, которые мне нравятся, знают, что нравятся мне. И наоборот. Моя благодарность за добро до недавнего времени была щедрой, пусть и довольно громогласной (соседи не дадут соврать). Короче, если уж я люблю, так люблю.

Моя благодарность за добро до недавнего времени была щедрой, пусть и довольно громогласной (соседи не дадут соврать).

А теперь это не так. С другой стороны, необходимость держать под замком всякие гадости не может быть абсолютным злом, правда? Теперь я лучше реагирую на удары. А что еще остается делать бедной девушке? Ну да, у меня много отличных друзей. Но, знаете ли, у них тоже есть своя жизнь. Она же семья. И если отвлечься от того, что я считаю юнгианскую аналитику и прочие благоглупости имеющими такое же отношение к планете Земля, как и сайентология, думаю, имело бы смысл походить к психотерапевту – в конце концов, разве не все этим занимаются? Но вываливать свое нутро перед незнакомым человеком – это так странно! И все они, ну просто все подряд, заламывают адские цены. Я знаю, чего я стою, знаю почасовые расценки за «лечение разговорами», и душевного покоя они мне не прибавляют. Да, итак, я параноик. Проблема первая, день первый. Опять же, это осознание тоже больше не заставляет меня задирать нос.

Когда-то давным-давно у меня был друг, известный в онлайн-мире под ником «Ангедония»[68]. И теперь, мне кажется, я понимаю, что он имел в виду.

Мы с Л. сравнивали свои «ламинированные списки»[69]. Мой – во всяком случае мужской – выглядит примерно так: