Синдром Настасьи Филипповны - Наталья Миронова

— А ваш отец…

— Ему Пикассо казался ужасным вздором. Сейчас в это трудно поверить, но долгое время Пикассо был у нас под запретом. Отец считал, что все это несерьезно, что меня просто притягивает запретный плод.

— А на самом деле?

— А на самом деле Пикассо великий художник и признан таковым во всем мире. Но для меня он послужил только отправным толчком, за что я ему вечно благодарен. Я окончил институт и стал в нем преподавать, а потом и в «Лумумбе». Так называли тогда Университет дружбы народов. Там я познакомился с твоей мамой. Но я уже был женат. Женился я очень рано, по настоянию отца. Он считал, что, раз уж я выбрал эту, выражаясь высоким штилем, «стезю», надо делать карьеру в МИДе. У него были связи и в МИДе тоже, он познакомил меня с дочерью одного завотделом. Я никогда ее не любил. Но я был молод, глуп, мне казалось, что я еще тысячу раз успею переиграть свою жизнь. Я ошибся. Она родила мне двоих сыновей, и я завяз… А потом я встретил твою маму. Влюбился в нее сразу, с первого взгляда, но прошло двенадцать лет, прежде чем появилась ты. Мама не дала мне бросить семью, а моя жена… оказывается, она все знала, хотя виду не подавала. Она сама работает в МИДе, у нее там полно друзей, и она уговорила одного из них, чтобы меня послали работать в ЮАР, когда у нас завязались дипломатические отношения. Она не знала, что наш с мамой роман был мимолетным, что мама хотела только тебя, а меня выставила, как только поняла, что ты будешь. И я уехал в Африку.

— Погодите, — остановила его Юламей, — но я же вас видела! Вы приходили!

— Один раз. В августе девяносто восьмого, накануне дефолта. Я пришел обменять маме деньги, чтобы она не потеряла на разнице курсов. А потом мы стали переписываться. Это была уже компьютерная эра.

— Простите, я вас перебила, — извинилась Юламей. — Вы хотели рассказать о своей матери.

— О твоей бабушке. Она жива, ей семьдесят девять лет. И она очень хочет с тобой познакомиться.

— Вы уверены? — дерзко спросила Юламей.

— Юля! — возмутилась Элла, но Феликс поддержал дочку.

— Ничего. Юля имеет полное право сомневаться. Но это правда. Я маме все рассказал о тебе и о твоей маме. Она очень хочет увидеть вас обеих. Она страшно обрадовалась, что у нее есть внучка.

— А почему? — продолжала вредничать Юля. — Обычно все хотят сыновей. И у нее же уже есть двое внуков!

— Они оба уже взрослые и работают за границей. И ты ошибаешься, вовсе не все хотят только сыновей. Мой отец — да, он хотел сыновей, но не все такие, как он. Вот вспомни Ретта Батлера: уж на что крутой мужик, а хотел только дочку!

Впервые за все время Юля улыбнулась. Этот Феликс начал ей нравиться. Пожалуй, он был ничего.

— Я эту книжку терпеть не могу, — сказала она вслух. — Там сплошное вранье! Там говорится, что негритянские женщины совершенно не любят своих детей! Не заботятся о них.

— Тебе больше нравится «Хижина дяди Тома»?

— Тоже не очень. Но там хоть правды больше. Как она прыгала по льдинам с ребенком на руках… Вот моя мама все делала точно так же, когда меня изнасиловали.

— Давай не будем об этом, Юленька, — попросила Элла.

— Да ладно, мам, все нормально. Перегорело, — ответила Юламей. — Хорошо, поедемте к вашей маме. Только мне надо со временем разобраться. Между прочим, у меня тоже новости есть! Я нашла работу. Ну, это я уже говорила. Но у меня есть новость и получше. Я тоже замуж выхожу! Мы с Даней женимся!

— Господи, какое счастье! — вздохнула Элла.

Юля сорвалась с места и бросилась к ней.

— Ты рада, да?

— Да, родная. Лучше Дани нет на свете никого.

— Как? А я? — обиделась Юламей.

— Ты вне конкурса.

— А меня, значит, он по конкурсу обошел? — уточнил Феликс.

Одной рукой обнимая дочь, Элла протянула ему другую.

— Никто никого не обошел. Ты — мой. Даня — Юлин.

— Ладно. Давайте за это выпьем, — предложил Феликс. — Эх, жаль, я шампанского не захватил!

— Ничего, у нас есть кое-что получше. Это нас Даня пристрастил. Давай, Юля, тащи! Только уж пить мы будем в комнате. А здесь оставь все, я потом вымою.

— Я помогу, — вызвался Феликс.

Юля взяла в кухне поднос, поставила на него ликерные рюмки и открыла другую дверцу кухонного шкафа.

— «Гран-Марнье», «Куантро» и «Фрамбуаз», — прочитал Феликс, вытаскивая одну за другой бутылки. — Я просто жажду познакомиться с этим парнем! У тебя нет его фотографии?

— Нет… — растерялась Юля. — Но сейчас будет. Ноль секунд! Вы отнесете поднос в комнату?

— Думаешь, тебе доверю такую тяжесть?

— Ладно, я сейчас!

Юламей умчалась к себе в комнату и позвонила Дане. Сначала домой. Дома его не было. Тогда она позвонила на сотовый.

— Ты где бегаешь?

— Я не бегаю, — удивился он. — Я у бабушки.

— Сказал?

— Сказал. Она за нас очень рада.

— И я сказала.

— А как вообще прошло воссоединение семьи? — спросил Даня.

— Ничего, нормально. Они тоже женятся.

— Ты в трансе?

— Я в шоке, — поправила его Юля. — Слушай, они твою фотку требуют. Можешь выслать мне на мобильник?

— Ноль секунд. Ба, щелкни меня! Фас, профиль, отпечатки пальцев.

Юля прыснула.

— Ой, Данька, какой же ты все-таки чумовой!

— Ты давай почту проверь. Высылаю.

— Если скорчил рожу, убью.

— Это мое обычное выражение лица, — оскорбленным тоном ответил Даня. — Бабушка передает тебе привет и поздравление.

— И ей того же самого. Все, спасибо, я побежала. Мы собираемся выпить. Между прочим, Феликс сказал, что ты знаешь толк в выпивке.

— И ему от меня привет. Значит, ты у нас Феликсовна?

— Мне трудно к этому привыкнуть, — помрачнела Юля.

— И назвать его папой тоже западло.

— Данька, не морочь голову, у нас там «Куантро» стынет!

— А поцеловать? — продолжал Даня.

— При личной встрече.

— Да не меня, вреднючая, а своего папу! Ну сделай мне одолжение. И маме. Знаешь, как она обрадуется!

— Да ну тебя! — Юля отключила связь. — Вот, — сказала она, вернувшись в большую комнату, включила телефон и показала Феликсу фотографии.

Даня прислал сразу три. Фас, профиль, а на третьей он высунул язык, скосил глаза к носу и двумя пальцами пристроил себе рожки.

— Чудо-парень, — восхитился Феликс. — Ну теперь давайте выпьем. За нас. За всех нас.

Выпили.