Капкан на честного лоха - Андрей Троицкий

На самом деле его волновали не моральные качества Полосовского и ему подобных сыскарей, волновали расценки, установленные столичными детективами. А цены на услуги кусались.

Сегодня Полосовский должен получить окончательный расчет в обмен на досье, собранные на Игоря Островского, Тамаза Ашкенази и адвоката Финкеля. Распорядок дня, связи, адреса личных и съемных квартир, привычки, любовницы, увлечения, денежные счеты и прочая хреновина. Наверняка, львиная доля этой информации не имеет никакого значения. Но какая-то крупица, возможно, окажется той самой золотой песчинкой, ради которой и заказана вся музыка.

Агентство «Феникс – М» контора не из дешевых. Почасовая оплата детектива двадцать пять баксов, плюс доплата за сверхурочные, плюс надбавка за те виды деятельности, которыми по закону агентство не имеет права заниматься, но занимается, потому что хорошо жить всем хочется. Речь идет о прослушке телефонных разговоров объекта, просмотре пейджинговых сообщений и почтовых отправлений, взломе персональных компьютеров и о прочих мелочах повседневной жизни.

Деньги идут в кассу агентства, в конечном счете, в общак какой-нибудь банды, которая контролирует деятельность сыщиков. Но это значения не имеет. Важно другое: деньги плавно перетекают из кармана Климова в карманы корыстолюбивых сукиных детей. А ещё надо прибавить к гонорару скромное вознаграждение лично господину Полосовскому. За усердие, старательность, прилежность, наконец, за молчание. У сыщика два малолетних ребенка, которые страдают без мороженого и леденцов. Деньги нужны на чулочки жене и любовнице, да мало ли на что.

Короче, за три месяца Полосовский вскрыл Маргариту Алексеевну почти на двадцать тысяч гринов. Климов, переговорив с женой вчерашним вечером, остался недоволен, упал духом. «Черт, я просил выяснить через сыскное агентство только распорядок дня Островского, Ашкенази и Финкеля, – сказал он. – Только и всего. Все остальное я сам могу тебе рассказать. Даром».

Маргарита Алексеевна разозлилась: «Даром за амбаром, – отрезала она. – А здесь надо платить. Эти люди не мусорщики и даже не инженеры с чулочной фабрики. Они большие шишки. К ним трудно подступиться. И любая информация об этих жлобах стоит денег». «Но откуда у нас лишние деньги?» – спросил жену Климов.

«Успокойся, нам с тобой это ни стоило ни копейки, – улыбнулась Маргарита. – Еще зимой, во время нашей последней встречи с Островским, я разжалобила его чуть не до слез. Он дал двадцать тысяч мне на жизнь и тебе на посылки. Ну, теперь легче?» Климов рассмеялся: «Немного отпустило. Получается, Островский оплатил слежку за самим собой. Забавно».

Докурив сигарету, Климов утопил окурок в чашке чая, огляделся по сторонам. Комната довольно уютная, предел мечтаний среднестатистического обывателя. Обои в мелкий цветочек, книжные полки, двуспальная кровать с глубоко продавленным матрасом, раритетный черно-белый телевизор на тумбочке и желтый матерчатый абажур на лампе. Климов подумал, что когда-то и у него была дача, в сравнении с которой этот дом просто казарма штрафного батальона.

В загородной резиденции Климова отделка, оборудование куда богаче. Кабинет, бильярдная, библиотека, зимний сад, хозяйские спальни, два туалета и ванных комнаты на втором этаже. А на первом этаже домашний кинотеатр, каминный зал, гостиная и ещё много чего. Прачечная, винный погреб и сауна в подвале. Но богатый загородный дом остался в прошлом, далеком и туманном.

А сейчас, после тюрьмы и зоны, и эта чужая скромная дача в тридцати километрах от Москвы, дача, которую Маргарита сняла на лето, просто царский дворец, не иначе. Что поделать, все на свете относительно. Климов зевнул, раздвинув шторы, вышел на балкон.

Ночной дождь не оставил после себя и легкого следа. Солнце висело в голубом бездонном небе. Отсюда, с балкона, видны крыши соседних дач, темные макушки сосен в далеком лесу. А внизу – яблони, покрытые молодой листвой, неряшливая клумба многолетних цветов, заросшая сорняками, повешенный на двух столбах гамак. Благодать.

Климов подумал, что попал из зимы в лето, из неволи на свободу. Ураган занес его в этот живой цветущий мир из темного и жестокого мира, полного крови, неизлечимых болезней, беспросветного мрака и жестокого насилия. Он лишь незваный гость и, возможно, скоро придется вернуться обратно, на прежнее место и там погибнуть.

Но пока он здесь, надо ловить момент, наслаждаясь каждой минутой прекрасной жизни, дышать полной грудью.

Захотелось спуститься вниз, забраться в гамак и пролежать в нем до самого вечера, грея на солнце кости, насквозь промерзшие в тюремных камерах, вагон-заках, зачумленных лагерных бараках, на продуваемой всеми ветрами стройке, в холодном тарном цехе. Но потаенные желания Климова осуществил шустрый Цыганков. Климов наблюдал сверху, как тот спустился с крыльца, подошел к гамаку и упал в сетку, задрав босые ноги на деревянную перекладину.

– Балдеешь? – крикнул Климов.

Разомлевший Цыганков даже не ответил, просто поднял руку, махнул ладонью.

Вернувшись в комнату, Климов поправил постель, спустился по лестнице на первый этаж и заперся в ванной. Он добрых четверть часа принимал душ, натирая себя мылом. Наконец, чистый с просветленной душей, обтерся полотенцем, вышел на веранду.

* * *

Урманцев, облаченный в шорты и майку без рукавов, сидел за длинным столом, отставив в сторону грязную посуду. Он поставил себе на колени большую спортивную сумку и склонился над ней. Климов нашел чистую чашку, плеснул в неё горячий кофе и сел на стул.

– Который час? – спросил он.

– Где-то между обедом и ужином, – ответил Урманцев.

– Так поздно? – удивился Климов.

Урманцев, запустив в сумку обе руки, продолжил копаться в её темном чреве.

– Между прочим, я успел смотаться в Москву и вернуться обратно, – сказал он. – С гостинцами.

Климов не обратил внимания на последнее замечание про гостинцы. Он отрезал добрый кусок хлеба, кусок и сыра, засохшего со вчерашней ночи, и несколько кружков колбасы, купленной по дороге. Колбаса попахивала плесенью и почему-то сырой рыбой. Наверное, от такого угощения не отказались бы здешние кошки.

Но Климов сейчас был жаден до еды и не хотел делиться даже с животными. Поверху колбасы он нанес толстый слой горчицы и кепчупа, создав настоящее художественное произведение, а не бутерброд.

– Ну, брат, такая жизнь, что и умирать не хочется, – Климов поделился свежим наблюдением.

– А придется, – мрачно пошутил Урманцев. – Кое-кому.

Ничто на свете, даже черный юмор, не могло испортить настроения. Климов обжигался горчицей, жевал рыбную колбасу, пил кофе и наслаждался жизнью.

– Что это ты там разглядываешь?

Вместо ответа Урманцев выложил из сумки на стол несколько уже снаряженных обойм, три пистолета «ТТ» и один Макарова, патроны россыпью, а ружейные в отдельных герметичных мешочках, обрез охотничьего ружья двенадцатого калибра, три сотовых телефона в коробках.