Ассегай - Уилбур Смит

Отто — личность необыкновенная, будто сошедшая со страниц бульварного романа, — дуэльные шрамы и все такое. Человек-гора, кипучий, шумный, энергичный и уверенный в себе. Он владелец машиностроительных заводов «Мирбах мотор», о которых ты наверняка слышал. По-моему, ты даже упоминал как-то об этой компании, одной из крупнейших и самых успешных в Европе. На ее предприятиях занято более тридцати тысяч рабочих. Они делают ротационные двигатели для аэропланов и дирижаблей, а также автомобили для германской армии и аэропланы для воздушных сил. Но самое интересное то, что Отто заядлый охотник. В Баварии у него огромное поместье, где он охотится на оленей и кабанов. А зимой этот парень принимает гостей в Шлоссе. У них считается вполне обычным уложить двести кабанов за день. Отто пригласил меня к себе, когда я в следующий раз буду в Европе. Я рассказал о нашем сафари, и он очень заинтересовался. Сказал, что давно, много лет, думает об африканской охоте. Отто спросил твой адрес, и я, конечно, дал его ему. Надеюсь, ты не против?

— Вот, значит, откуда фон Мирбах узнал, как до меня добраться, — пробормотал Леон, переворачивая страницу. — Спасибо, Кермит.

Жена Отто — а может, любовница, я не разобрался в их отношениях — одна из прекраснейших женщин на свете. Зовут ее Ева фон Вельберг. Утонченная, рафинированная, молчаливая женщина, но когда она посмотрела на меня, мое сердце растаяло, как масло на сковородке. Будь у меня малейший шанс заслужить ее благосклонность, я бы без раздумий сразился с Отто на дуэли, хоть он и считается едва ли не лучшим фехтовальщиком в Европе. Вот такое впечатление произвела на меня Ева.

Леон рассмеялся — Кермит верен себе. Учитывая его склонность к гиперболам, Ева фон Вельберг женщина скорее привлекательная, чем красивая. В заключение письма Кермит умолял друга ответить поскорее и сообщить все последние новости, а также просил передать привет всем друзьям, которых он успел завести в Британской Восточной Африке, и в первую очередь Маниоро и Лойкоту.

Salaams и Waimanns Heil (этому меня Отто научил — так приветствуют друг друга охотники) от твоего БКВ.

Не сразу, но Леон все же понял, что означают буквы в конце, а когда понял, улыбнулся.

— И тебе всего наилучшего, Кермит Рузвельт, мой брат по крови воина. Раздвинув походное бюро, Леон сел писать ответ, но не успел обмакнуть перо в чернильницу, как Ишмаэль ударил в гонг, призывая всех к обеду. Леон застонал — он еще не оправился от ленча с Пенродом. О том, чтобы уклониться не могло быть и речи: обед Ишмаэля — процедура не произвольная, а обязательная.

Первые двести миль стали кошмаром. «Воксхолл» не столько катился, сколько полз по разбитым проселкам, то и дело останавливаясь для починки проколотых шин. Маниоро и Лойкот стали настоящими специалистами по обнаружению и извлечению колючек. На песчаных отрезках дороги мотор регулярно перегревался, и приходилось останавливаться и ждать, пока он остынет, прежде чем продолжить путь.

Как таковой границы между Британской и Германской Восточной Африкой никогда не существовало. Она не была обозначена, ее никто не охранял, а пограничные столбы заменяли метки на придорожных деревьях да выбеленные солнцем звериные черепа на столбах. Полагаясь больше на чутье и небо, они в конце концов добрались до крошечной лавки на берегу реки Макуюни. Хозяину лавки, индусу, Перси оставил двух лошадей.

Припарковав «воксхолл» под фикусом позади дома, Леон перебрался в седло. Отсюда до временного лагеря, устроенного на возвышенности над озером, оставалось еще пятьдесят миль.

До места Леон и масаи добрались уже после темноты на следующий день, но ни Перси, ни его знатный клиент в лагерь еще не вернулись. Повар приготовил для Леона жаренное на гриле сердце гиппопотама и кашу из маниоки с тыквенным пюре и густым мясным соусом бисто.

Потом Леон долго сидел у огня, наблюдая за пролетающими через диск луны темными дрожащими тенями фламинго. Горевший на далеком берегу костер казался огненной головой змеи, медленно ползущей между погрузившимися в ночь холмами. Лишь в одиннадцатом часу из тьмы долетело тихое конское ржание, и он пошел навстречу охотникам.

Неловко, с болезненной гримасой, спешившись, Перси сделал пару шагов и лишь тогда заметил стоящего в темноте партнера. Старик выпрямился, расправил плечи и с усилием улыбнулся:

— Вот так встреча! А ты вовремя. Идем к костру — я познакомлю тебя с его светлостью и, может быть, даже плесну капельку «Талискера».

Истмонт оказался мужчиной высоким, нескладным, с большими руками и ногами и головой размером с арбуз. Длинные, тонкие члены плохо соотносились с крупным, тяжелым туловищем. Леон обменялся с ним рукопожатием, и его ладонь утонула в лапе Истмонта. В неверном свете костра лицо лорда выглядело угловатым и мрачным. Говорил он мало, а потом и вовсе умолк и только смотрел на огонь, предоставив Перси рассказывать об охоте.

— Его светлость пожелал добыть крупного буйвола, и именно такого мы отыскали сегодня утром. Отменный экземпляр, старик-одиночка, а размах рогов, клянусь всем святым, не меньше пятидесяти пяти дюймов.

— Перси, этого не может быть. Но я тебе верю. Вы уже привезли его в лагерь или оставили до завтра?

Наступило неловкое молчание. Перси коротко взглянул на клиента. Истмонт сидел в той же позе, глядя в огонь, и как будто не слышал, о чем идет речь.

— Дело в том… — Перси снова выдержал паузу, потом вздохнул и заговорил быстро, словно дав волю накопившимся чувствам. — Есть, понимаешь ли, небольшая проблема. Голова по-прежнему соединена с туловищем, а у туловища есть ноги, и эти самые ноги все еще ходят, причем довольно-таки быстро.

Леон почувствовал, как по спине прошел холодок.

— Ранен? — осторожно спросил он.

Перси неохотно кивнул:

— Да. Думаю, серьезно.

— Насколько серьезно? Куда? В брюхо? Сколько было крови?

— В заднюю ногу, — ответил Перси и торопливо добавил: — По-моему, перебита бедренная кость. К завтрашнему утру прыти у него поубавится.

— Я спросил про кровь. Крови много было?

— Не очень.

— Артериальная или венозная?

— Трудно сказать.

— Перси, отличить венозную кровь от артериальной вовсе не трудно. Ты сам учил меня, как это делается. Одна ярко-красная, другая темная. В чем дело? Почему ты не определил?

— Потому что ее было мало.

— Вы далеко за ним шли?

— Пока не стемнело.

— Я не спрашиваю, долго ли. Я спрашиваю…

— Пару миль.

— Вот дерьмо.

— Говорить надо не «дерьмо», a «merde» — это не так грубо, — попытался отшутиться Перси.

Леон не улыбнулся.

— Меня больше устраивает старый добрый англосаксонский вариант.

Пару минут сидели молча. Потом Леон посмотрел на лорда Истмонта: