Величайший рыцарь - Элизабет Чедвик

У Вильгельма скрутило живот при слове «награда». Он не знал, чувствовать себя довольным или оскорбленным.

– Каким образом вы хотите, чтобы я ему помогал, сир? Нелегко заставить его разумно смотреть на вещи, и в конце концов я буду верен ему, а не кому-то еще. Если он решит ехать в огонь, то я попытаюсь его остановить, но если не смогу, то мой долг – ехать вслед за ним.

Король невесело улыбнулся.

– Если бы это сказал кто-то другой, то я решил бы, что человек рисуется. Ваши слова, Маршал, соответствуют вашим истинным намерениям.

– Спасибо, сир… Главное, чтобы мы понимали друг друга.

Генрих рассмеялся.

– Мы достаточно понимаем друг друга. Если вы сможете привести его в чувство без оскорблений вашей драгоценной чести, сделайте это.

– А если не смогу?

Генрих посмотрел ему прямо в глаза.

– Просто оставайтесь с ним, – сказал он. – Ваше изгнание было ошибкой.

Мартель, Лимузин,

июнь 1183 года

Молодой король обнял Вильгельма, как давно потерянного брата, плакал, заявлял, что он не должен был сомневаться в честности Маршала. Создавалось впечатление, что недели и месяцы гневных взглядов и гонений на Вильгельма для Генриха были не больше, чем проходящей вспышкой раздражения. Тогда она захватила его целиком, но теперь полностью забыта. Больше всего его беспокоила война против отца и Ричарда, которая шла не очень успешно. Словно раздраженный и разочарованный ребенок, он хотел, чтобы Вильгельм все исправил. О Маргарите Генрих не сказал ни слова, будто ее тоже никогда не существовало.

Вильгельм с беспокойством обнаружил, что, хотя молодой король и избавился от Адама Икебефа и его приятеля, он принял под свои знамена Джеффри де Лузиньяна. Ранулф не упомянул об этом по пути из Кельна. Вильгельм так и не простил убийства своего дяди ясным весенним утром в Пуату, кроме того, он прекрасно помнил обстоятельства, при которых попал в плен. Он не мог смириться с тем, что ему придется жить и сражаться рядом с преступником, причем доверять ему свою спину.

Де Лузиньян смотрел на вещи по-деловому.

– Твоего дядю убил мой брат, и ранил тебя тоже он, – заявил де Лузиньян. – Возможно, это было нехорошо, но все в жизни совершают ошибки и расплачиваются за них. Я не ожидаю, что мы станем друзьями, но, по крайней мере, давай заключим перемирие.

Вильгельм отказался целоваться с де Лузиньяном в честь заключения перемирия, как и жать ему руку, но все-таки кивнул, принимая предложение, перед тем как отойти от него. Нищие не могут позволить себе разборчивость, а его молодой господин слишком близко подошел к этой черте. Несмотря на темное прошлое, не приходилось сомневаться в боевых способностях Джеффри де Лузиньяна, и, действительно, удары наносил не он. Повторяя это про себя, Вильгельм смог проглотить отвращение.

Как и обычно, денег не хватало, и наемники Генриха громко жаловались, что им не заплатили. В поисках денег Генрих приступил к грабежу церкви. Вильгельм пришел в ужас от такого святотатства, а Генрих только посмеялся над ним.

– Все серебро и золото, которое собрала Церковь, идет только на украшение их часовен. Крестьяне глазеют на них, разинув рот, а священники любуются и смотрят с вожделением.

– Деньги давались Богу, – запротестовал Вильгельм. – Во славу Божью.

Они сидели в покоях Генриха в укрепленном доме, который Генрих занял. Шатры наемников стояли по всей деревне и на пастбищах за ней, напоминая спустившееся облако саранчи.

– И Бог знает, что я с ним расплачусь. Разве я не стал крестоносцем во имя Его? – Генрих показал на ярко-красные шелковые полосы, пришитые к мантии на груди. Они сразу же бросались в глаза. Молодой король насмешливо улыбнулся. -Даже два раза.

У ног короля стоял открытый сундук, и Генрих достал оттуда золотой крест, украшенный драгоценными камнями. Он был похищен с алтаря в святилище святого Марциала. Генрих поклялся над гробницей святого в присутствии своего отца, с которым заключил перемирие, отправиться в крестовый поход. Но в тот день, когда заканчивалось перемирие, он разграбил церковь и забрал все деньги и украшения для оплаты своих расходов. Теперь Генриху снова не хватало средств, и он подумывал новых набегах на церкви. Генрих наклонил крест в одну сторону, потом в другую, любуясь тем, как солнечные лучи, проникающие в комнату через окно, отражаются от золота и драгоценных камней и на стенах появляются разноцветные отблески.

Вильгельм пытался сдержаться.

– Но разве не выгоднее заключить мир с вашим отцом? – спросил он.

Генрих лишь фыркнул.

– Зависит от того, что вы называете выгодным. Он только заплатит мои долги и скажет, чтобы я хорошо вел себя в будущем. Возможно, мне на самом деле стоит отправиться в крестовый поход, – задумчиво произнес он вслух. – От этого борода старого козла побелеет.

– Значит, вы не собираетесь брать крест?

У Вильгельма волосы на шее встали дыбом. Кощунство молодого господина пугало его. Она насмехался над Богом!

– Конечно, собираюсь, – нетерпеливо ответил Генрих. – Но едва ли я могу отправиться в путь прямо сейчас, – он хитро посмотрел на Вильгельма. – Кроме того, у меня нет для этого средств, а их должна предоставить церковь.

Вильгельму хотелось схватить Генриха за шкирку и трясти, пока у него не вывалятся зубы, но он сдержался. Старый король надеялся, что Вильгельму удастся обуздать его старшего сына, но пока ничего нельзя было сделать, кроме как позволить Генриху бегать, пока не устанет. Тогда его надо будет утихомирить и надеяться на искру разума.

– Я думаю, что борода вашего отца уже поседела после того, что сделали с его посыльными, – заметил Вильгельм. – Он отправляет рыцарей для ведения переговоров с вами, чтобы добиться перемирия, а ваши люди избивают, а потом убивают их.

Генрих помрачнел и бросил крест назад в сундук, и тот ударился о два подсвечника и серебряный кубок с позолотой – последние сокровища, украденные из святилища святого Марциала.

– Это не моя вина. Люди просто проявили излишнее рвение. Я повесил виновных. Что еще вы хотите?

Вильгельм покачал головой.

– Мне грустно смотреть, как постепенно умирает рыцарство.

– Оно уже мертво, – ответил Генрих. – Это война, Маршал, а не турнир. Я же сказал вам, что наказал виновных.

Терпение Вильгельма было готово вот-вот лопнуть.

– Я знаю разницу между войной и игрой в войну, но то, что сделали ваши люди, показывает ужасающее отсутствие дисциплины. Вам нужна жестокость в солдатах, но нужно уметь и сдерживать ее, и выпускать наружу. Собака должна вилять хвостом, а не хвост собакой.

– Ну, значит, приведите их в нужную форму, Маршал. Именно для этого вы и находитесь здесь… В конце концов собаки у вас нет, и лаете вы сами. – Генрих встал со стула, подошел к очагу и остановился там, опершись рукой о стену. – Я хочу помолиться у гробницы святого Амадура. Прикажите людям седлать коней.