Лучший из худших - Дмитрий Николаевич Дашко

мать, по шпалам, мля, по шпалам, сука, иду по привычке. Догоню – убью нах… Кого – не знаю, но убью!

Первобытная злость помогла мне преодолеть метров двести, а потом до меня донёсся какой-то очень странный звук. Если быть точнее, целая череда звуков. И я готов съесть на спор свою шляпу, если то, что донеслось до моих ушей, не эхо от многочисленных взрывов. В подтверждение моих слов я вдруг почувствовал, как подо мной дрожит земля.

Что, … вашу мать, там впереди произошло?! Неужели взорвался тот состав с цистернами? Если это так, страшно представить, какая жесть там сейчас творится. Наверное, горит всё, что может и даже не может: в цистернах явно плескалась не водичка.

Не представляя, будет ли от меня толк, я ускорился, даже побежал, с риском навернуться на шпалах и переломать ноги. А где-то впереди продолжали бухать разрывы, и после каждого железнодорожная насыпь начинала ходить ходуном.

На бегу успел заметить жалкие ошмётки того, что когда-то было дрезиной. Поезд превратил её в набор непригодных запчастей – по сути, просто размазал железную конструкцию. У меня внутри всё перевернулось, настолько успел свыкнуться с этим средством передвижения. Я в мыслях обратился к ней, как к человеку. Эх, спасибо тебе, дрезиночка, спасибо, родная! Ты служила мне верой и правдой, помогла отмахать столько километров, спасла жизнь… И пусть спина болит, а руки в мозолях, но оно того стоило! Покойся с миром!

Постепенно картинка происходящего прояснилась. В клубах дыма и зареве пламени проступали очертания небольшого посёлка, расположенного возле железной дороги. Эх, не поленись я тогда, отмахай на дрезине ещё немного, и добрался бы сюда. Впрочем, не факт, что тогда бы мне повезло: чуть погодя сюда влетел бы этот бешеный состав и устроил здесь светопреставление. Так что у меня были все шансы попасть под раздачу и не уйти живым.

Вообще, слабо верилось, что в этом кромешном огне и пламени есть живые. Но всё-таки они были: то тут, то там мелькали человеческие фигурки в тщетных потугах отстоять хоть что-то от всепожирающего огня.

Меня и пожарище отделяли сотни метров, но даже на таком расстоянии я ощущал, как пышет жаром пламя, как спирает дыхание от невозможности сделать хотя бы один нормальный вдох и как покрываются в несколько слоёв копотью одежда и тело. Даже бомбёжка с воздуха не причинила бы посёлку такого урона, как взрыв одного товарного состава.

Я не видел пожарных. Возможно, посёлок был слишком мал, чтобы иметь свою команду, или героические эмчеэсники погибли, сражаясь с огнём. Поэтому огонь тушили немногочисленные гражданские, вот только все их потуги были сродни сизифову труду.

Я не стал лезть в самое пекло, от меня там всё равно не было никакого толка. Слегка обогнул пожарище и вышел к чему-то, что можно назвать хутором, – двум отдельно стоящим домам. Им тоже перепало от взрывов и огня: стёкла вылетели, на одном загорелась крыша, причём довольно серьёзно – ещё немного, и вся конструкция рухнет.

Моё внимание привлёк чей-то крик. Я обернулся на него и увидел безумного вида женщину, которая бежала к дому с горевшей крышей. Её лицо было в саже, одежда порвалась и почернела, причёска растрепалась.

– Дина! – кричала женщина. – Дина!

Я встал у неё на пути.

– В чём дело? Я могу вам помочь?

– Пусти! – Она попыталась прошмыгнуть мимо. – Пусти, гад! Там, в доме, моя дочь – Дина! Она… она сгорит!

Я обернулся. Дом быстро занялся, из него уже вырывались длинные языки огня. Отпустить туда эту несчастную – значит обречь на верную смерть.

– Дина-а-а! – протяжно завыла женщина, глядя на дом.

К нему даже подойти теперь не представлялось возможным: сплошная жара и камень. Не факт, что Дине удалось там выжить. И всё-таки я был обязан сделать хоть что-то. Если остался хоть малейший шанс, тысячная доля процента, что девочка жива, я должен прийти ей на помощь.

– Стерегите, – приказал я, отдавая женщине винтовку. – Где обычно находится ваша дочка?

– В детской. Она сразу за большой комнатой.

– Пожелайте мне удачи, – ободряюще произнёс я и пошёл, стараясь не думать, что ждёт меня там, в огне, и что я увижу такого, чего ни за какие богатства мира увидеть не пожелал бы даже врагу.

Во мне ещё оставался нерастраченный запас маны, я берёг его на самый крайний случай. Кажется, этот случай настал. Сложно сказать, на сколько хватит волшебного вещества и что с нами станет, когда иссякнет запас. Но… делай, что должно. А я должен быть сейчас внутри дома. И лучше защитного кокона мне не придумать. Надеюсь, он сумеет устоять в огне и дыму.

Сжав кулаки на удачу, я ринулся в выгоревший дверной проём.

Оказывается, даже сквозь защитный кокон можно было ощущать ту жару, что сейчас царила внутри. Конечно, температура наверняка «гасилась», но мне всё равно было откровенно не по себе. Ещё чуть-чуть, и начнут гореть волосы.

За дверями большое пространство – видимо, тот самый зал, о котором говорила женщина. Наверное, здесь прежде было очень уютно: ковры, мягкие кресла и диваны. Только сейчас всё это горело и чадило, а наверху трещал и щёлкал потолок. Держался он на соплях, через несколько секунд вся эта хрень свалится мне на голову. Не уверен, что смогу выкарабкаться. Пол под ногами проваливался. Будет весело, если свалюсь в погреб или застряну до того момента, как сверху меня прихлопнет балкой.

Хватит ныть! Ты мужик, взрослый, а где-то внутри страдает девочка. (Я нарочно говорил о ней только в настоящем времени.) Пока я жив, она не умрёт: на верёвки порвусь, но спасу.

Вот только ускориться не получалось: двигаться приходилось с грацией и осторожностью сапёра. Мы оба не имеем права на ошибку, уж больно серьёзной оказывается её цена.

Вот и детская. К счастью, она пострадала меньше всего, но это всего лишь вопрос времени. Но где же ребёнок? Почему я его не вижу? Я растерянно обвёл взглядом помещение. Никого. А где-то наверху затрещало с ещё большей силой и угрозой.

Глава 8

Горшочек, вари! В смысле думай, тыква! Причём в темпе вальса, поскольку времени нет. Будем исходить из того, что ребёнок в доме, просто очень испугался. Впаду в детство, то есть представлю себя на месте маленькой девочки. Что буду делать?

Вариант спрятаться под одеялом, как в знаменитом рассказе Шекли «Призрак V»? Одеяло есть, девочки под ним нет. Облом. Хотя никто не говорил, что будет легко.

А наверху вообще