Шаг влево, шаг вправо - Александр Громов

Восемнадцатью минутами спустя Монстр вышвырнул его прочь. Пройдя сквозь тело объекта, словно оно было газом, без малейшей помехи пронизав сверхтвердую, не поддающуюся алмазному буру «кожу», несчастный подполковник Шкрябун взлетел в небо со скоростью выпущенной из миномета мины, описал в воздухе громадную крутую дугу и упал в поле. Низвергаясь с высоты нескольких сот метров, он кувыркался и дрыгал ногами, как тряпичный паяц. В последнюю секунду перед падением он закричал, отчаянно замахал перед собой руками, будто отгоняя прочь несущуюся на него землю, затем послышался глухой удар и наступила тишина.

В остаток того дня, двадцать девятого июня, мы не проводили новых экспериментов. Максютов ходил чернее тучи не от горя – от ярости. Наверняка он считал поступок Шкрябуна трусостью или предательством. Наверняка он жалел, что вовремя не выгнал его в шею.

Цинично в данном случае утверждать, что нет худа без добра, но я все-таки рискну. Смерть Шкрябуна спасла минимум одну жизнь и сэкономила нам сутки-двое. Все событие от начала до конца удалось заснять на пленку, мы просматривали запись много раз… Вот купол нашей «медузы» как бы выстреливает из себя крохотный протуберанец, он сильно смазан, деталей не разглядеть… на следующем кадре «протуберанец» уже оторвался и поверхность объекта вновь гладкая, словно ничего не случилось… вот размытый «протуберанец» уходит за рамки изображения, камера вновь ловит его через несколько десятков кадров, изображение летящего предмета все еще сильно смазано, но уже можно понять, что это человек… а вот человек, еще не достигнув верхней точки полета, кажется, приходит в себя после «стартовой перегрузки», начиная осознавать явь и еще не веря…

Спешно проведенная на всякий случай медэкспертиза останков уверенно подтвердила: единственная причина смерти – падение с большой высоты. До самого удара о землю Шкрябун был жив. Его крик ужаса не померещился нам, как не померещился тому сержанту-спецназовцу предсмертный крик Буланкина, любознательного дуралея и мелкого воришки.

А это значило, что в Монстре можно жить. Хоть какое-то время.

Пока не вышвырнет.

И через два дня в туннель вошел доброволец.

О добровольцах Максютов обмолвился в первый же день, но, где их готовили к проникновению в объект, я не знал по привычке не отягощать начальство лишними вопросами и лишь из случайно услышанного обрывка разговора понял, что набирали их не в частях Нацбеза или МВД, а среди спасателей из МЧС. Что ж, может, так оно было лучше всего, ребята там толковые, не зашоренные…

Четыре добровольца, шесть проникновений в объект. Несколько часов видеозаписи, купленных ценою жизни трех отличных ребят. Запись на чип, скрупулезнейший анализ, бессонные ночи… И очень мало времени. Не получается поспешать не торопясь. Завтра прибывает первый десант иностранных наблюдателей, шестнадцать душ, и это только начало.

Если бы еще наши дуроломы давали нормально работать! Наверно, советник президента по национальной безопасности в детстве обчитался научной фантастикой не лучшего пошиба и подозревает нас в сокрытии ключевой информации. Убежден, ему мерещатся кошмары: немного покопавшись в инопланетном чудище, Максютов получает в свое распоряжение невероятную силу, с помощью коей устанавливает режим личной диктатуры в мировом масштабе…

Фантастов – поубивал бы.

Подгонка «амуниции» не заняла у меня много времени. Я переоделся в легкий, но прочный и, видимо, несгораемый комбинезон (раздельный – штаны и пристегнутая куртка), переобулся в высокие ботинки со шнуровкой. Достаточно несильно щелкнуть каблуками – и из подошв высунутся шипы, препятствующие скольжению в наклонных коридорах. Прилепленные пластырем к телу датчики телеметрии ни в какой подгонке не нуждались. Я проверил маленький наручный гирокомпас и потуже затянул на другом запястье компас магнитный – в дополнение к компасу и курсографу в моей голове этого должно было хватить для ориентировки внутри Монстра. Я знал, что магнитное поле в объекте не совпадает с земным по направлению, но стабильно и обладает достаточной силой, чтобы повернуть магнитную стрелку. Мне помогли застегнуть под подбородком ремешок легкой пластмассовой каски с вмонтированной в нее камерой. Дужку микрофона я пока отогнул в сторону. Передатчик, к счастью, располагался не на голове, а сзади на поясе и был соединен с каской тонким коаксиальным аппендиксом, пропущенным под курткой. Между прочим, могли бы обойтись без кабеля, раз уж объект поглощает радиоволны только «кожей», а внутри радиопрозрачен! Я уже предчувствовал, как вместо дела буду регулярно чесать спину. И, наконец, мое тело от бедер до плеч было не самым удобным образом схвачено жесткими ремнями, а на правом бедре висел в чехле нож-стропорез.

К счастью, по этой жаре меня не заставили намазать тело толстым слоем невпитывающегося антирадиационного геля – никто до сих пор не доказал, что в объекте существуют зоны повышенной радиации, и здравый смысл взял верх.

Хоть в чем-то повезло.

– Нигде не жмет, не трет? – спросил инструктор.

– Ничего, переживу, – не совсем любезно буркнул я. – Ведь лучше не станет, верно?

Он сделал неопределенный жест, мой парашютный инструктор, совершивший со мной в связке два прыжка и выпустивший меня в мой единственный самостоятельный прыжок, правда, с нормальным парашютом, а не с этим… Максютов с большой неохотой разрешил мне всего один самостоятельный прыжок.

Я слишком ценен, чтобы рисковать мною вне Монстра. Я – козырь. Предполагается, что Монстр отнесется ко мне более благосклонно, хотя это предположение основано почти исключительно на моей малой чувствительности к «эффекту отталкивания» в аномальных зонах. Но другого козыря у Максютова нет. Разве что Саша Скорняков, переносящий «эффект отталкивания» ненамного лучше среднего человека, примерно на уровне шагнувших в туннель добровольцев, – а ведь ту четверку отобрали из сотен кандидатов методом проб! Большинство нормальных людей не в состоянии пройти даже первый невидимый барьер, разве что в танке, но и в этом случае подобные опыты чреваты тяжелыми нервными расстройствами. Пусть эволюция породила человека неизвестно зачем, но уж совершенно точно не для того, чтобы он проникал за какие-то непонятные ей барьеры, созданные космическим чудищем!

Я еще раз попробовал не глядя схватиться за кольцо моей нагрудной «грелки» – обыкновенного запасного парашюта типа 3–6 на переделанной обвязке – и убедился, что мышцы помнят, где что. При падении с четырех-пяти сотен метров два парашюта ни к чему, а основной лишит подвижности в объекте. Да и спина все равно занята. Сейчас я был похож то ли на не вполне экипированного десантника-радиста, то ли на двуногого сумчатого зверя.

– Он раскроется? – спросил я.

Инструктор хохотнул.

– Не беспокойся. Раньше времени только не раскрывай и в верхней точке тоже не суетись, дай телу набрать скорость. Секунды три-четыре у тебя наверняка будут, ну и выжди. Вот так вытяни левую руку, чтобы лечь на поток боком, и уж тогда дергай… Помнишь? Вот и хорошо. Да не забудь свести вместе ноги перед приземлением и чуть согнуть, а то видел я тебя… Оно особенно полезно, если на лес понесет. И еще: что простится под основным куполом, того запаска прощать не любит, это ты помни. Удар о землю будет серьезный.