Самоучитель для бога - Алексей Кривошеин

— Не будь за спиной двух этапов Роста, никто бы тебя и резать не стал, — зазвучал ироничный голос в голове.

— Заткнись! — огрызнулся Егор. Прокричал, глядя в пространство: — Рост со мной! Он поможет!

Сел поудобнее и медленно-медленно принялся добавлять телу чувствительность. И сразу почувствовал в ранах покалывание. Неужели боль прошла? Крутанул ручку чувствительности сильнее. Из глаз хлынули слезы, Егор всхлипнул и заскрипел зубами. Боль была здесь. Просто притаилась, словно терпеливый хищник. Егор поспешно отключил чувства.

Черт! Нужно что-то делать! Забинтовать, продезинфицировать. Егор встал, его шатало. Зрение приблизило пол, чтобы не так страшно было падать, если что. Кое-как доковылял до шкафа. Непослушные, негнущиеся пальцы шарили по полке. Жалобно булькнув, упал дезодорант, покатилась пена для бритья, возмущенно зазвенели рюмки. Наконец пальцы сомкнулись на флаконе одеколона. Егор облегченно вздохнул, покрепче сжимая трофей. Оглянулся на кровать. Боже, как она далеко! Нет уж, он лучше осядет прямо здесь. Ноги с облегчением подломились, Егор тяжело сел на пол, прислонившись к шкафу.

Отдышался и поглядел на плечо. Импровизированные бинты Милы пропитались кровью. Егор сгреб их непослушной рукой и сорвал. Обнажились кровавые края раны.. Кровь не течет, но и не высыхает. Егор содрогнулся. Пошевелил рукой — вроде двигается, жилы не задеты, однако ему стало дурно, в глазах потемнело.

Не глядя, залил рану одеколоном. Боль была такая, что Егор всхлипнул, сжал зубы. Не закричал только потому, что горло свело судорогой.

— Держись, Егор! Ты молодец! — прошептал он. — Главное — не потерять сознание. Главное — не потерять…

Он огляделся. В нижнем ящике должны быть бинты. Егор протянул руку, ящик неожиданно легко выехал из шкафа, глухо стукнулся об пол. По комнате запрыгали ручки и карандаши. Егор разворошил груду вещей, где-то здесь должен быть пакет с бинтами. Вот он! Егор рванул целлофан, замер с бинтом в руке. Что толку от бинтов? Такая рана не заживет сама собой…

Он машинально пошарил среди вещей, пальцы обо что-то укололись. Вот, это то, что нужно! Иголка с ниткой. Руки работали сами по себе, словно ими руководил кто-то другой. Кто-то уже тысячу раз зашивавший такие страшные раны.

Он протер иголку и нитку одеколоном, снова полил рану. Кривясь от боли, принялся грубо сшивать края раны. Он едва преодолевал боль. Бесчувственные пальцы теряли иголку, она падала, и приходилось долго ловить ее, примеряться. Егор ругался сквозь зубы, изо всех сил пытался сшивать ровно и аккуратно, но руки дрожали, стежки ложились косые и неровные.

Когда закончил, откусил нитку зубами, снова полил рану одеколоном, очень надеясь, что этого достаточно. Если рана загноится, конец тебе, Егорка! Потом туго забинтовал плечо, чтобы рука едва шевелилась.

С рукой закончил, теперь нужно разобраться с другой раной. Какое-то время сидел на полу, уговаривая себя встать и подойти к зеркалу. Но уговоры не действовали. Егор страшился того, что увидит! Он попытался коснуться раны языком. Язык провалился. Во рту ощущался медный привкус крови.

Но всю жизнь не просидишь. Егор встал и двинулся к зеркалу. Нарочито повернулся здоровой щекой, но все равно испугался увиденного. Лицо черное от налившихся синяков, глаза заплыли, под носом запекшаяся кровь. Нос распух, похож на здоровенную красную лепешку.

Егор медленно повернулся раненой щекой и застонал. Подумал: «Турок, сволочь! Я найду тебя и убью! Буду убивать медленно и с наслаждением! А потом оживлю и еще раз убью! И еще!»

Лицо исказилось от гнева и боли, а рана жила своей жизнью!

Как в тумане сидел и зашивал рану на щеке. Орудовать приходилось, глядя на себя в зеркало. Какие ложатся стежки, ровные или нет, уже не волновало. Волновало лишь одно: когда наконец кончится эта пытка и можно будет соскользнуть в блаженство небытия. Он держался из последних сил. Дрожащие руки делали стежок за стежком, стежок за стежком.

Когда шов подошел к концу, вспомнил, что забыл полить рану и нитки одеколоном. Заскрипел зубами, плеснул на зашитую рану сверху. Одеколон стек по щеке. Подумав, плеснул остатки жидкости в рот. Ощущение было словно во рту полыхнул костер. От страшного ожога на глазах выступили слезы. Егор раскрыл рот, боясь пошевелить обожженным языком…

Теряя сознание, выгреб первый ряд книг, черный сверток коснулся рук приятной прохладой. Сразу стало легче. «Рост! Вся надежда на тебя! Я посвятил жизнь тебе — помоги мне!» Окровавленными руками раскрыл книгу, пролистал до третьего этапа. Туман клубился над страницами. Егор вгляделся в него, словно хотел разогнать взглядом.

— Ну же! Помоги мне! — шептали губы в черной коросте спекшейся крови.

Из тумана полыхнули слова, яркие, обвиняющие: «О Достойный! Ты знаешь, что делать! Зачем тревожить по пустякам!..»

Это было предупреждение. Как тогда, на первом этапе. Егор поспешно захлопнул книгу. «Ты знаешь, что делать!» Это подсказка! Но что? Что делать?

Перед глазами вспыхнул Знак! Четкий, сияющий всеми цветами радуги. Знак! Нужно провести медитацию на Знак!

Егор положил книгу на стол, сел у окна и попытался расслабиться. Поначалу было трудно. Боль вгрызалась острыми зубами, шептала: «Не покидай меня, останься со мной». «Нет, — крикнул ей Егор. — Не дождешься!» Он представил, как тяжелеют руки, как волна слабости захватывает ноги. Покой, долгожданный покой приходит и овладевает телом. Егор почувствовал, как боль стихает. Знак вспыхнул еще ярче, Егор зажмурил глаза, но по-прежнему видел его. Еще ярче, еще реальнее…

— О учение Рост! Помоги мне! — взмолился он, глядя на Знак. — Исцели тело! Исцели…

Он проснулся рано утром. Солнце щекотало лицо теплыми лучами. Егор зевнул, сладко потянулся. Эх, хорошо! Ночью снился страшный сон, блистал окровавленный нож, его били кулаками, топтали ногами. Потом появилась Мила, и сразу стало спокойно.

Какая славная все-таки девчонка Мила. Молодая, красивая, не испорченная жизнью. С ней так хорошо… Егор нахмурился. Ты поосторожней с ней! Мила такая славная, что можно ненароком влюбиться. Влюбленность — это опасное чувство, может посетить в любое время и все испортить. И с любовью у нее нет ничего общего! Влюбленность — это слабость человеческая, любовь — сила!

Мила — это влюбленность… А любовь! Любовь — это Настя!.. Едва вспомнил Настю, как захотелось вскочить, бежать куда-то, делать что-то. И все ради Насти, чтобы доказать… чтобы она поняла… чтобы еще раз убедилась… Откинул одеяло. В постели лежал полностью обнаженный. Только на груди пластырем прилеплена медная пластинка. Еще раз потянулся. В правом плече чувствуется какое-то неудобство. Мешает что-то, не дает двигаться свободно. Егор скосил глаза…

Кровь остановилась в жилах. На плече багрово вздувался уродливый шрам. Егор осторожно коснулся его кончиками пальцев. Кожа гладкая, словно только что наросла, но уродливый валик пересекает плечо. Осторожно, словно боясь, что шрам порвется, поднял и опустил руку. Она слушалась прекрасно. Когда поднимал руку вверх, валики наросшей кожи создавали непривычное ощущение. В груди все оборвалось.