Ветер с Юга - Влад Поляков

– Намёки на готовность сделать предложение были, да в большом количестве. Только вот намекающие не совсем правильно поняли ситуацию. Я не принимаю решения о том, с какими из джентльменов свяжут свои судьбы обе мои сестры. Это исключительно их решение и только их. Я могу либо порадоваться их выбору от души, или скрепя сердце согласиться с тем, что мне не слишком понравится.

– Суфражистки были бы в восторге от ваших слов! – попробовал было съязвить Айнроуз.

Уколоть пытаешься или просто так, точнее ради попытки раскрутить на что-то запоминающееся вдобавок к тому, что уже было сказано. Так мне не жалко.

– Признаться честно, до выхода Конфедерации из состава США сложилась занимательнейшая картина. Янки столь яростно обвиняли нас во всех возможных грехах, в то время как сами были подвержены им в куда большей мере. Взять тех же суфражисток, как бы борющихся за права женщин, но на деле по большей части выступающих за равные права с неграми. На словах они за права женщин. На деле же – обычные аболиционистки, озабоченные первым делом мнимым равенством всех и вся. Они очень последовательно и яростно поливали нас, южан, отборными помоями, не желая замечать вопиющих фактов. Женщины Конфедерации куда более образованны, чем женщины янки.

– Так вы поддерживаете их идеи или нет?

– Естественно, я НЕ поддерживаю те бредни, которые исходят из уст Лукреции Мотт и ей подобных. Они берут несколько умных мыслей и, прикрываясь ими, используют верящих им женщин для достижения совершенно иных целей. Так признание крайне важной роли прекрасной половины человечества в нашей жизни оборачивается попыткой уравнять всех со всеми. Расширение прав женщин и более широкий выбор профессии подменяются основаниями борьбы против нас, жителей Юга, желанием разрушить наши традиции и образ жизни. Они декларируют заботу о тех женщинах, которые получают за свою работу значительно меньше денег, чем выполняющие те же обязанности мужчины, но… Но вместе с тем отнимают работу у тех же самых женщин, выводя на «рынок труда» вчерашних рабов, тем самым демпингуя, снижая востребованность в женском труде. Лицемерие и обман – вот суть тех, кто возглавляет этих, с позволения сказать, суфражисток. И было бы очень к месту, если бы вы, задающие мне эти вопросы, как следует подняли эти вопросы в своих статьях.

– Но вы же так и не ответили…

– Неужто? – ухмыльнулся я самым циничным манером. – Я слишком высокого мнения о женщинах, чтобы пытаться сделать такую глупость, как признание их РАВНЫМИ нам, мужчинам. Мы, скажем так, взаимодополняем друг друга. Доступное нам сложно постижимо ими, но верно и обратное. Думаю, что никому и в голову не придёт использовать очаровательных девушек на работе по прокладке железной дороги или матросами в военном флоте. И столь же глупо выглядели бы мы, мужчины, в амплуа горничной или же портнихи. Зато те профессии, где важнее всего ум… Тут, я полагаю, всё зависит не от того, что находится между ног, а от того, что внутри черепа. Ведь никому из нас не придёт в голову сказать, что женщины не могут учить наших детей?

Естественно, такое никому в голову и не приходило. А раз так, то, пользуясь атмосферой согласия с последними словами, я перешёл к завершению своего выступления на эту тему, да и вообще всего нынешнего мероприятия.

– Образование, медицина и прочие области, где нужен развитый ум, – вот, по моему глубокому убеждению, то, куда вполне могут стремиться умные женщины. А «равенство»… Если суфражистки так сильно хотят ощутить его на своей шкуре – пусть поработают на плантациях рядом со столь нежно опекаемыми неграми или на богом проклятых фабриках Нью-Йорка, где и здоровые мужчины падают с ног от усталости. Всё, джентльмены, наш разговор окончен. Думаю, что мы с вами ещё встретимся. Потом, когда появятся новые темы для разговора. Не менее важные, нежели те, которые мы затронули сегодня.

Звучали ещё какие-то вопросы, поднялся совсем уж неслабый шум, но… Мне до этого уже не было дела. Сказано «всё» – значит, и впрямь всё, без вариантов. Поднявшись, я кивнул в сторону излишне возбуждённых журналистов, развернулся и вышел из гостиной, тем самым окончательно отсекая любые попытки вытянуть дополнительную толику информации для статей. Ну а следом за мной гостиную покинули сёстры, Джонни и Вильям. И к последнему у меня был оч-чень серьёзный разговор!

* * *

Эх, какое большое желание было у меня не просто пригласить Вилли поговорить к себе в кабинет, а притащить его туда за ухо, словно нашкодившего школяра! И вовсе не потому, что подбивал клинья к Елене. Причина была в том, что и словом не обмолвился, поганец хитрозадый. Однако естественный душевный порыв удавалось сдерживать. Вилли топал себе следом за мной, явно ничего не подозревая. Ну-ну, сейчас мы с тобой побеседуем!

Вот и кабинет. Жестом приглашаю Степлтона зайти внутрь, затем закрываю дверь на ключ, чем вызываю у друга покамест лёгкое недоумение. Ведь что-то подобное я делал крайне редко. Вот только суть происходящего до него пока явно не доходит. Ладно. Предлагаю присесть, ссылаясь на важность предстоящего разговора, но сам при этом остаюсь стоять. Забеспокоился, пусть и самую малость… Ничего, немного понервничать – от тебя не убудет. Выдерживаю небольшую паузу и, как только Вилли собирается было что-то сказать, ла-асково так спрашиваю:

– Вот ответь ты мне, старый друг, что делать брату, у которого вокруг одной из сестёр тайно крутится ухажёр? Только честно, без утайки.

– И как узнал? – тяжко вздохнул Степлтон, хорошо понимая, что тайна перестала быть таковой. – Всё же тихо было, никто и ничего…

– Взгляды особо пристальные, они порой говорят не хуже слов. Ты на неё поглядывал, она таким же манером на тебя. Я же вас обоих слишком хорошо знаю. Да и ты, Вилли, как-то очень резко переболел «чуйствами» к Люси Пикетт. Ясно же было, что нашёл девушку в ином, незамужнем положении. Причём ту, которая тебе действительно нравится.

– Что теперь?

Грустно так это прозвучало, как будто я тут ему ногти вырывать собираюсь или зубы напильником стачивать. Не дождётся! Хотя хлопот он на свою влюблённую голову обрёл немалое количество.

– Буду тебе, Вилли, изощрённую пытку устраивать. Не телу, а разуму. Сам же знаешь, что у семейства Станичей есть определённые традиции. Вот и должен будешь соответствовать, если тебе действительно дорога Елена.

– Не сомневайся, Виктор! Она… она такая… А что я должен сделать, чтобы соответствовать?

– И много, и мало одновременно. Это с какой стороны посмотреть. Для начала, как Елена, так и дети будут носить двойную фамилию, Станич-Степлтон, ну или Степлтон-Станич, не суть как важно.

– Согласен.

– Так и я думал, – усмехнулся я. – А второе условие тебе особенно понравится. – При этих моих словах Вилли страдальчески уставился в потолок. Понял, что сейчас ему станет тоскливо. Ну а я и не собирался идти вразрез с обуявшим его нехорошим предчувствием. – Русский язык учить будешь. Да не абы как, а с чувством, с толком, с расстановкой, как говаривал один великий поэт. А чтобы стимулов учить побольше было, свадьба состоится тогда, когда сможешь нормально читать и говорить на моём родном языке. Ну и в-третьих…