Кафедра - Андрей Житков

Рашид соскочил со скамейки, быстрым шагом прошел следом за девушкой несколько шагов.

— Ой, мамочки! — девушка свернула с аллеи и, перебежав через улицу, скрылась в переулке.

Рашид вернулся на свое место, откинулся на спинку скамейки и вздохнул:

— Ну, наконец-то! А то просто беда.

В “Мерседесе” с темными стеклами, припаркованном у тротуара метрах в тридцати от скамейки Рашида, сидели двое. У того, который сидел рядом с водителем, на голову был надет специальный шлем с прибором ночного видения. На коленях лежала фотокамера с мощным объективом. Погружающийся в сумерки сквер виделся ему в зеленоватом свечении.

Рашид достал из кармана куртки пакетик с арахисом в шоколаде, надорвал его, стал неторопливо есть. Поежился от холода.

— Остался один, — прокомментировал наблюдатель ситуацию. — Конфеты жрет.

В конце сквера показалась высокая блондинка в очках и модном пальто. Она звонко застучала каблуками по очищенному от снега асфальту. Это была Лина.

— У вас тут свободно? — поинтересовалась она, подойдя к скамейке.

— Конечно, присаживайтесь, — улыбнулся Рашид. — Прохладно, однако.

— Да, не май месяц, — Лина подняла воротник пальто. — Вы Рашид?

— Рашид Бектемирович, преподаватель мистера Чанга по русскому языку. Уезжая, он передал мне все полномочия на ведение его дел в России.

— Знаю, — кивнула девушка. — Он говорил. Вы работаете за три процента. Еще он сказал, что оставил вам необходимую сумму для покупки информации.

— Оставил, — кивнул Рашид. — Вы, надеюсь, понимаете, у меня ее с собой нет. Что я, дурак, таскать по ночному городу такие деньги?

— Да нет, не дурак, — задумчиво произнесла Лина. — В таком случае, если мистеру Чангу не к спеху, мы тоже никуда не торопимся, — девушка поднялась со скамейки.

— Подождите, не уходите так. Давайте договоримся конкретно: где и когда. Девушка, вы поймите меня правильно, я трушу, я боюсь. Я маленький человек, преподаватель на кафедре с четырехсотрублевой зарплатой. Втянули меня в какую-то авантюру, в какой-то непонятный бизнес. Чанг говорил: башкирским медом торговать, а теперь речь идет об информации. Она что, секретная?

Лина весело рассмеялась:

— Очень! Топ сикрет. Речь как раз о башкирском меде, который так интересует корейца. Сколько тонн производится, сколько можно экспортировать в год. Дан анализ разных сортов. Из каких микроэлементов состоит, где собирается. Экологическая безопасность и прочее, прочее, прочее. Они люди дотошные, и кота в мешке покупать не будут.

— Да, это пожалуй, — кивнул головой Рашид. — А поставки-то большие?

— До пятидесяти тонн. Считайте, если он у них раз в семь дороже. Вам он оставил предоплату за товар.

— Ух ты, разбогатею! — мечтательно сказал Рашид. — Зачем же тогда вся эта конспирация?

— Никакой конспирации нет. Я вам просто позвонила, и мы просто встретились на скамейке в сквере. Сделка пойдет в обход таможенных пошлин. Они слишком большие и у нас, и у них.

— А, контрабанда! Понятно. Ну вот видите, не зря я боялся, — вздохнул Рашид.

— Да вам-то что? Вы что, патриот или шибко принципиальный?

— Нет, бедный я, — вздохнул Рашид. — Был бы богатым, не мерз здесь.

— Ну вот и ладно. Завтра в девять часов утра на улице Народного Ополчения, во дворе тридцать шестого дома. Знаете где это? — Лина хорошо знала этот двор. Он был большой, широкий, с “ракушками” и прочими укромными уголками. В этом доме у нее жила бабушка.

— Найду, — кивнул Рашид.

— В девять часов утра не струсите с деньгами?

— В девять-то уж точно не струшу, — улыбнулся Рашид.

— Тогда до завтра! — Лина махнула на прощание рукой и застучала каблуками по асфальту.

— Остался один, — прокомментировал мужик в “Мерседесе”. Пока Лина с Рашидом разговаривали, он успел сделать с десяток снимков. — Девка идет в сторону метро.

— Двинули за ней, — сказал водитель, трогая машину с места.

Было без пятнадцати девять. Небритый лысеющий мужчина в спецовке, в ватнике, в грязных вязаных перчатках — типичная униформа российского сантехника всех времен — с чемоданчиком в руке набрал код на подъездной двери и вошел в дом на улице Народного Ополчения. Это был Бадаев. На лифте он поднялся на последний этаж. Огляделся. На чердак вела железная лесенка, но ход был перекрыт железной дверью, на которой висел огромный замок, кроме того, дверь была опечатана двумя бумажками, на них стояли круглые печати, чьи-то подписи и даты.

Бадаев достал из кармана ватника связку ключей и довольно быстро подобрал нужный к замку, затем сорвал бумажки и осторожно, стараясь не скрипеть, потянул дверь на себя. На чердаке было сумрачно, пыльно и холодно. Голуби с шумом сорвались с насиженных мест, заметались по чердаку, вздымая в воздух перья и пыль. Бадаев несколько раз чихнул. — Да угомонитесь вы, суки! — сказал он голубям. Бадаев прошел к одному из чердачных окон, приоткрыл створки. Потревоженный снег пополз вниз. — Тихо, тихо! — попросил Бадаев. Снежная мини-лавина замерла у кромки крыши. Бадаев открыл чемоданчик, вынул из него ствол, металлический приклад, оптику, глушитель. Стал не торопясь собирать винтовку. Когда винтовка была собрана, он вынул из чемоданчика бинокль, приставил его к глазам. Летом двора тридцать шестого дома было бы отсюда ни за что не увидеть: густая листва закрывала обзор, но сейчас он довольно хорошо просматривался в просвет между ветками. Бинокль автоматически отмерил ему расстояние до одной из “ракушек” — меньше девяноста метров. Для оптики это вообще не расстояние — почти в упор. Бадаев вставил рожок, загнал патрон в патронник, откинул крышку прицела, навел на ракушку. Раздумывал, делать ли пробный выстрел, проверяя пристрелянность. Подумал о случайных прохожих, которые могут услышать свист пули. Мало ли, что это за прохожие?… Стрелять не стал. Протер линзы мягкой фланелью, закрыл крышку на прицеле, поежившись, закурил. Он почему-то подумал о часовых, которые сейчас, в такой холод, стоят по два часа на посту, и ему стало их жалко. Тут за пятнадцать минут околеешь! Бадаев снял вязаные перчатки и стал энергично растирать руки, разгоняя кровь. Немного разогревшись, снова приставил бинокль к глазам. Двор пустовал — “клиенты” до сих пор не подошли.

Лина ночевала у бабушки. Приехала вчера к ней пол одиннадцатого, конечно, перепугала старушку до полусмерти. Бабушке было восемьдесят три, она плохо видела, всего боялась и рано ложилась спать. Лине пришлось минут десять доказывать под дверь, что она ее внучка, прежде чем ее впустили. Она наврала бабушке, что в метро что-то сломалось, поезда не ходят и домой так поздно ни на чем не доедешь. Бабушка поохала, повздыхала по поводу того, что ее любимая внучка шляется по ночам, отправилась на кухню готовить поздний ужин. Два окна квартиры выходили во двор. С четвертого этажа все было видно как на ладони. Лина первым делом тщательно осмотрела все “закутки” с биноклем. Одинокий собаковод выгуливал на поводке боксера. Но вот он зашел в подъезд, и двор опустел. Девушка смотрела долго, пока не заслезились глаза. Двор пересекла парочка, и все.