Леди в наручниках - Оливия Голдсмит

— Ну уж, нет! — не выдержала я, начиная новый набросок. — Я устала от синтетики, я за хлопок. Нужно взять жатый материал с натуральными складочками. Если я когда-нибудь выйду отсюда, мои дети будут носить только хлопок!

Тереза посмотрела на мои рисунки.

— Неплохо, — признала она. — Но надо сделать штанины поуже. У тебя они слишком широкие. Это мало кому идет — не все же такие высокие, как ты. И сделай на поясе вытачки, чтобы придать форму. Если женщина хорошо выглядит, она хорошо себя чувствует.

— Никаких вытачек! — отрезала я. — Представь себе Рени или Мейвис из второго блока в таких брюках.

Эти женщины перевалили за сто килограмм и напоминали фигурой беременных слоних. Тереза пожала плечами и недовольно фыркнула.

— Послушай, Тереза, — сказала я ей. — Мы же не пойдем в этой одежде устраиваться на работу. Мы будем жить здесь, как обычно, и нам должно быть в ней удобно.

— А может, придумать специально нарядную одежду для дня посещений?

— Было бы неплохо, но сомневаюсь, что мне разрешат. Это же вопрос бюджета, понимаешь.

Тереза махнула рукой и ушла из конторы. Мне сразу стало легче.

Через три дня моя коллекция была готова. Она получилась очень разнообразной и, по-моему, красивой. Здесь были длинные брюки, шорты для лета, два вида блузок — с длинными рукавами и без рукавов, юбка для дней посещений и праздников; несколько маек и разные жакеты на случай холодной погоды.

Осталось решить только одну проблему — выбрать цвет. Я решила, что посоветуюсь с другими женщинами, и мы обсудили это во время ужина.

— Мне нравится голубой, — вздохнула Зуки.

— Ты что, с ума сошла? — удивилась я. — Мы же сейчас как раз в голубых комбинезонах!

— Они не голубые, они серые.

Мы засмеялись, хотя ничего смешного в этом не было. Комбинезоны действительно были вначале голубыми, а теперь стали грязно-серыми. Зуки была права.

— Но голубой цвет слишком маркий, — возразила Тереза. — Может, лучше с рисунком? Например, взять раскраску под леопарда.

Я чуть не подавилась от смеха, когда представила себе тюрьму, полную леопардов.

— Это отличная идея, Тереза. Но мы быстро устанем от рисунков, это будет раздражать.

— А как насчет черного цвета? Черный — очень приличный и многим к лицу, — предложила Дженнифер.

— Черный навевает грусть. Нам нужно узнать, какие цвета поднимают настроение, и взять такой цвет. Например, красный или оранжевый. Или коралловый, — наивно предложила Зуки.

Я покачала головой, отгоняя видение коралловой толпы заключенных. У некоторых людей совсем нет воображения!

Тогда Дженнифер предложила хаки — как самый практичный вариант. Но я решила, что это слишком скучно. И, наконец, кто-то из нас — вообще-то, это была я — додумался. Темно-синий! Это было так очевидно здорово, что все удивлялись, как сразу об этом не подумали.

— Это потому, что я настоящий модельер, — поддразнила я остальных. — Не случайно именно мне приходят в голову лучшие идеи.

Дженнифер Спенсер тут же провела переговоры с фирмой, специализирующейся на униформах, и пообещала им большой заказ, если нам понравится, как они сошьют образцы. Для сравнения я решила сделать образцы черного цвета и блузы цвета хаки. Мне не хотелось отвергать хорошую идею только потому, что она не моя. Но леопардов мы все-таки не заказали.

А потом в Дженнингс произошло невероятное событие — такого не было никогда ни в одной тюрьме. Мы провели настоящий показ мод!

Сначала все хотели быть манекенщицами — даже Зуки, хотя живот у нее уже значительно округлился. Хардинг боялась, что все перессорятся и дело дойдет до драки. Но случилась странная вещь: чем ближе подступал день выступления, тем меньше оставалось у меня добровольных манекенщиц. В конце концов остались Флора, Фрэнсис и Тереза. Шер здесь произвела бы фурор, но мы взяли новенькую — Лори. Она чем-то напоминала Шер: тоже высокая, стройная и симпатичная. Дженнифер отказалась участвовать в показе, хотя я ее уговаривала. И Мэгги только посмеялась в ответ, когда я объяснила, что нам нужно посмотреть, как такая одежда будет смотреться на женщинах старшего возраста.

Само мероприятие прошло на ура. Большего развлечения у нас здесь еще не было. Мы сдвинули столы в столовой, и получился настоящий подиум — это Тереза придумала; расставили стулья рядами и повесили на стены иллюстрации из модных журналов. На окна уже были готовы новые, небесно-голубые занавески. Перед тем как их повесить, Хардинг приказала перекрасить стены в жемчужный цвет. Стало так красиво, что дух захватывало.

Конечно, мы оставались в тюрьме, но это была самая красивая тюрьма на свете. У Шер челюсть бы отвалилась. Но она бы быстро пришла в себя и отрезала кусок себе на юбку, — усмехнулась я про себя. Может, даже лучше, что ее сейчас нет с нами. На каждом стуле лежала маленькая напечатанная книжечка, где было написано, сколько какой одежды может иметь каждая женщина, и изображено, как это выглядит. Пока женщины занимали места, так сказать, в зале, я стояла на дальнем конце подиума, меня била дрожь.

Вообще-то я не из робкого десятка, но в тюрьме трудный народ, и я боялась, как бы лесбиянки ничего не выкинули и не испортили всем праздник. Обычно я не стесняюсь разговаривать с людьми, но выступать — это совсем другое дело.

Итак, зрители заняли места, за ними, прислонившись к стенам и скрестив руки на груди, стояли охранники. Начальница представила меня публике, и я начала читать свою речь по бумажке, потому что слишком нервничала, чтобы поднять голову. Я объяснила, что всего можно иметь двенадцать предметов одежды, причем семь предметов все получают бесплатно, а дальше покупают, если хотят. Затем вышла Фрэнсис, и я объявила:

— Дорогие дамы и уважаемые сотрудники, мы начинаем показ нашей авангардной коллекции «Тюремный блюз».

Громко заиграла музыка, и девушки пошли по подиуму, покачивая бедрами, как настоящие манекенщицы. Откуда только что взялось! Сначала зрители замерли — все это было настолько не похоже на нашу жизнь, что у них было шоковое состояние, — но затем зал буквально взорвался аплодисментами.

Тереза, Лори и Флора показывали мои модели, а женщины хлопали и кричали. Лесбиянки свистели, громко играла музыка, и на минуту мне показалось, что сейчас у нас начнется бунт. Но это было всего лишь одобрение — они приняли мою работу и таким образом выражали свои чувства.

Затем начались бурные споры на тему, какие предметы одежды лучше иметь. Я просто поверить не могла, что все это происходит наяву. Но я отвечала на вопросы и объяснила, что мы открываем швейную мастерскую и все, кто работает по высоким ставкам, могут обращаться с заказами. И мы будем шить формы и другие вещи.

Когда все закончилось, я наконец подняла голову и увидела, что хлопают не только все заключенные, но еще и Хардинг, и даже все охранники!

Я никогда в жизни так не гордилась собой.