И снова Оливия - Элизабет Страут

Однажды, сидя в большом кресле, некогда принадлежавшем Джеку, она решила, что становится жалкой. Оливия много чего терпеть не могла, но более всего – жалких людей. Ныне же она – одна из них.

К дому подъехала машина, и Оливия встала, подошла к входной двери, приподняла шторку на дверном оконце. С ума сойти, да это же Халима Бабочка! Оливия отперла дверь, и Халима порхнула через порог:

– Здравствуйте, миссис Киттеридж.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Оливия, закрывая дверь.

– Навещаю вас, – ответила Халима. На ней был тот самый персиковый наряд, в котором она впервые явилась к Оливии. – Я была тут поблизости и подумала, не заглянуть ли к миссис Киттеридж. Как вы поживаете?

– Муторно, – ответила Оливия и спросила: – А почему ты ушла тогда и больше не вернулась?

– Неудобно ездить в Кросби из Ширли-Фоллз, и я подыскала клиентов поближе. – Она пожала плечами, всколыхнув свой балахон, и улыбнулась этой своей сногсшибательной белозубой улыбкой. – Но вот я здесь.

– Тогда ладно, – сказала Оливия.

Она пригласила Халиму в гостиную и рассказала о том, как она упала, и об окурке.

– Мне это не нравится, – сказала Халима озабоченно. – Вы не должны жить одна.

Оливия пренебрежительно фыркнула и махнула рукой, давая понять, что не желает слушать подобные глупости. Халима, однако, подалась вперед, наставив палец на Оливию:

– У нас так не принято, живи вы среди нас, вы бы никогда не остались одна.

Оливию этим было не пронять.

– Ну а у нас принято, – она направила указательный палец на гостью, – чтобы сыновья женились, уезжали и больше никогда не возвращались обратно.

* * *

Очередь из желающих перебраться в «Кленовые апартаменты» растянулась на год. Но однажды вечером позвонил Кристофер, и выяснилось, что Оливия сможет попасть туда всего через четыре месяца.

– Мама, – признался Кристофер, – я записал тебя в очередь, когда ты лежала с инфарктом, просто на всякий случай. Так что ты уже в листе ожидания. И вот еще что, мама, – продолжил он, – слушай меня внимательно. Тебе придется продать этот дом. Мы хотим, чтобы за тобой был уход, но ты сможешь жить в отдельной квартире. Жить в этом доме одной тебе больше нельзя.

К тому времени Оливия уже очень устала.

– Ладно, – сказала она.

* * *

Таким образом, вопрос был решен. Пришла весна, чему Оливия была очень рада. Первой зацвела форзиция, за ней – подснежники прямо около дома. Но как-то ночью выпал снежок, и к утру форзиция напоминала неряшливую яичницу. Потом вылезли нарциссы, и наконец зацвела сирень. Кусты сирени Оливия увидела по дороге в «Кленовые апартаменты», куда она направлялась навестить свою подругу Эдит, – в последнее время она чаще ездила к Эдит, муж которой, Баззи, недавно умер. Эдит только и говорила о том, каким чудесным человеком был ее покойный супруг. Оливия никогда ему особо не симпатизировала, но терпеливо в сотый раз выслушивала, как Баззи упал и его повезли «через мост» – так Эдит называла больницу, расположенную за небольшим мостиком, куда отправляли людей с инсультами и прочим в том же роде, – где Баззи скоропостижно скончался… Оливию эта история изрядно утомила. Но Эдит сказала также, что она очень рада грядущему переезду Оливии в «Кленовые апартаменты», правда, упомянула она об этом лишь однажды, хотя Оливия не отказалась бы от повторов.

Всякий раз, входя в «Кленовые апартаменты», Оливия не могла – естественно – разделить энтузиазм своей подруги Эдит. Люди там выглядели такими старыми. Матерь божья, там были мужчины, которые еле ноги волочили, и женщины, согнувшиеся пополам. А также люди в ходунках, снабженных маленькими сиденьями. Вот что, значит, ждет Оливию в будущем. Но на самом деле она не верила в такое будущее.

* * *

Однажды днем Оливия, отдыхавшая в кресле Джека, услышала, как подъехала машина, и сказала вслух:

– Кого там черт принес?

Взяла трость – вдруг понадеявшись, что это Халима Бабочка опять приехала, – подошла к двери, глянула в оконце: из пикапа вылезала Бетти. Оливия открыла дверь, и Бетти воскликнула:

– Привет, Оливия! – Веселье в ее голосе показалось Оливии фальшивым.

– Входи, – пригласила Оливия.

Бетти сразу уселась в кресло, в котором она обычно сиживала, бросив сумку на пол рядом с ним.

– Как вы? – спросила Бетти.

И Оливия рассказала, как она. Начала с того, что в конце лета она переезжает в «Кленовые апартаменты», затем рассказала, как она упала и чуть не умерла (так она преподнесла это Бетти), а потом поведала об окурке, валявшемся под стулом на веранде.

– Ой, – сконфузилась Бетти. – Это, наверное, мой. Прошу прощения.

Оливия с минуту вникала в услышанное.

– То есть? – спросила она.

– Я как-то заехала к вам, – объяснила Бетти, – но вас не было дома, и я села на крыльце и выкурила сигарету.

– Ты куришь? – изумилась Оливия. – Или ты так шутишь?

Бетти смотрела себе на ноги, на ней были кроссовки без шнурков.

– Только когда я реально расстроена. А в тот день я расстроилась. – Она подняла глаза на Оливию: – Джерри Скайлер умер.

Оливия молчала, глядя на нее. И оторопела, когда на глаза у Бетти навернулись слезы.

– Ага, – Бетти смахнула слезы ладонью, – я погуглила его и узнала, что он умер. Ему было всего шестьдесят восемь. Инфаркт, хотя эту часть я могла бы, наверное, опустить в разговоре с вами. Он умер, сгребая листья у себя во дворе в Бангоре.

Оливия собиралась наорать на эту женщину, бросившую окурок на ее веранде, перепугавшую ее до смерти – до того, что она согласилась на переезд! – но промолчала. Она смотрела, как по лицу Бетти текут слезы, попадая в рот; точно так же текли слезы по лицу Оливии, размывая помаду, которой она намазалась ради врача, влюбившись в него до умопомрачения. И Оливия задумалась об этой способности людей любить тех, кого они почти не знают, и сколь пылкой может быть такая любовь, и сколь преданной, пусть даже – как в ее случае – преходящей. Она думала о Бетти, о дурацком стикере на бампере ее машины и о напуганном всякими глупостями мальчике, о котором рассказала ей Халима Бабочка, и все же прямо сейчас заводить об этом разговор с Бетти, неподдельно страдающей, – как и Оливия недавно страдала – было бы жестокостью, и Оливия держала рот на замке.

Она тяжело поднялась, сходила за упаковкой «Клинекса», бросила ее Бетти на колени и снова уселась в кресло. Бетти высморкалась, утерла глаза.

– Спасибо, – поблагодарила она.

Выждав немного, Оливия спросила:

– А как ты живешь, Бетти?

Бетти уставилась на нее:

– Как я живу? – Слезы опять брызнули у нее из глаз. – Ой, знаете, это самое, – она помахала платочком, – фигово. – И попыталась улыбнуться.