Нет бога, кроме Бога. Истоки, эволюция и будущее ислама - Реза Аслан

Чтобы понять, где остановился аль-Халладж в этом внутреннем путешествии, нужно вернуться к тому, откуда он начал, – на первую станцию его длинной и трудной тропы духовной саморефлексии, которую суфии называют тарикатом, что означает «путь». Тарикат – это мистическое путешествие, которое ведет суфия от внешних реалий религии к реальности – единственной реальности – Бога. Как и во всех путешествиях, путь конечен, хотя его следует представлять не как прямую дорогу, ведущую к установленному месту, а скорее как величественную гору, пик которой скрывает присутствие Бога. Конечно, есть много путей к вершине – некоторые из них лучше, чем другие. Но поскольку каждая тропа в конечном итоге приводит к одному и тому же месту, совершенно не важно, какую из них следует избрать. Единственное, что важно, – это быть на пути, постоянно двигаться к вершине – неторопливо, сдержанно и в то же время в высшей степени внимательно, усердно преодолевая определенные «обители и станции» вдоль пути, каждая из которых отмечена невыразимым опытом духовного роста, пока наконец не достигнешь конца путешествия. Это и есть момент просветления, когда исчезает завеса реальности, стирается эго и сама сущность человеческая полностью поглощается Богом.

Самая известная притча, описывающая суфийский путь и станции, которые ученик должен пройти на пути к самоуничтожению, была составлена иранским парфюмером и алхимиком XII в. Фаридом ад-Дином Аттаром (ум. 1230). В эпическом шедевре Аттара «Беседа птиц» повествуется о том, как птицы мира собрались вокруг удода (мифической птицы), который был выбран по жребию, чтобы направлять их в путешествии к Симургу – Королю птиц. Однако, прежде чем они смогут начать путешествие, птицы должны были сначала объявить о своем абсолютном послушании удоду, пообещав: «Что б ни скомандовал нам на пути, / За ним без сомнений мы будем идти».

Клятва необходима, как поясняет удод, поскольку путешествие предстоит опасное, исполненное физических и эмоциональных испытаний, и только он знает путь. Поэтому за ним нужно следовать, отринув вопросы, независимо от того, что он требует.

Чтобы добраться до Симурга, птицам придется пересечь семь коварных долин, каждая из которых представляет собой станцию на пути. Первая – Долина Поиска, в которой птицы должны «отказаться от мира» и раскаяться в своих грехах. Затем следует Долина Любви, где каждая птица погрузится в огромный огонь и пробудет там «до тех пор, пока не исчезнет сама ее сущность». Далее они попадут в Долину Тайны, где каждой птице предстоит выбрать свою тропу, поскольку «Так много дорог, но подходит лишь та, / Что будет тобою одним избрана». В Долине Отчуждения «все требования, всякая жажда смысла исчезает», а в Долине Единства многие сливаются в одно: «Единство разнообразия / Не единство, заключенное в единичности».

По достижении шестой долины, Долины Недоумения, птицы – утомленные и ошеломленные – пробиваются сквозь завесу традиционных двойственностей и внезапно сталкиваются с пустотой своего существа. «У меня больше нет несомненного знания», – рыдает каждая из них в полном смятении.

В конце пути птицы прибывают в Долину Небытия, в которой, лишенные своего эго, они «надевают плащ, который означает забвение», и поглощаются духом вселенной. Только тогда, когда все семь долин пройдены, когда птицы научились «разрушать гору своего Я» и могут «отказаться от разума для любви», им разрешено продолжить путь к трону Симурга.

Из тысяч птиц, которые начали путешествие с удодом, только тридцать прошли его до конца. С «сердцами, лишенными надежды, и потрепанными крыльями» эти тридцать птиц предстают перед Симургом. Однако, когда они наконец смотрят на него, они поражены, увидев не того короля птиц, которого они ожидали, а скорее самих себя. Симург – это персидское наименование «тридцати птиц»; и именно здесь, в конце пути, птицы сталкиваются с действительностью, правда которой заключается в том, что, хотя они «боролись, блуждали, преодолели большое путешествие», все, что они искали, – это «самих себя» и «себя таких, какие они есть». «Я зеркало, установленное перед вашими глазами, – говорит Симург. – Кто пред блеском моим предстанет, узрит / Природу свою, что личность хранит».

Аттар был суфийским учителем, разработавшим в своей поэзии и учениях концепцию «духовной алхимии». Душа в ней рассматривалась как преобразуемый основной металл, который должен быть избавлен от примесей, прежде чем будет восстановлен до первоначального, первозданного – скажем, золотого – состояния. Как и большинство суфиев, Аттар считал все души сосудами для послания Бога. В то же время он полагал, что существует различная степень восприимчивости у каждого человека в зависимости от того, на каком этапе пути он находится.

На первых этапах пути (где значительное большинство представителей человечества находят себя) нафс – сущность человека, его эго, его душа, его «я», хотя некоторые определяют это как «сумму личных эгоцентрических стремлений», – остается единственной реальностью. По мере того как ученик движется по пути, он встречает рух, или Вселенский Дух. Коран относится к руху как к «дыханию Бога», вошедшему в Адама, чтобы дать жизнь его телу (15:29). В этом смысле рух приравнивается к божественному, вечному, оживляющему духу, который пронизывает творение, – это и есть сама суть творения. Рух – это чистое бытие. Это то, что индуисты называют прана, а даосисты – ци; это эфирная сила, лежащая в основе вселенной, то, что имеют в виду христианские мистики, когда говорят о Святом Духе.

В традиционной суфийской доктрине рух, или дух Бога, заключен в состояние вечной битвы с нафсом, или с самим собой, за обладание сердцем, кальб, которое служит не вместилищем эмоций (эмоции согласно большинству мусульманских культур находятся в кишечнике), а скорее жизненным центром человеческого существования – «местом сущности, которая выходит за пределы личностной формы», по словам Тита Буркхардта. В более привычных выражениях понятие кальб равнозначно традиционному западному представлению о душе как движущей силе интеллекта.

Человек вступает на заключительные этапы пути, когда нафс начинает освобождать свою власть над кальб, тем самым позволяя руху, который присутствует во всем человечестве, но скрывается под завесой самости, поглотить кальб, как если бы он был капелькой росы, погруженной в огромное, бесконечное море. Когда это происходит, человек достигает состояния фана – экстатического, опьяняющего самоуничтожения. Это конечная остановка на суфийском пути. Именно здесь, в конце путешествия, когда человек лишен своего эго, он становится одним целым со Вселенским Духом и достигает единства с Божественным.

Хотя фактическое количество станций вдоль пути варьируется в зависимости от традиции (например, орден Аттара признал семь из них), суфии непреклонны в том, что шаги в этом направлении должны следовать один за другим. Как писал Руми: «Прежде чем вы сможете выпить пятую чашку, вы, должно быть, выпили первые четыре, каждая из которых восхитительна». Кроме того, каждая станция должна быть преодолена под строгим контролем пира; только тот, кто сам завершил путешествие, может вести других по этому пути. «Не путешествуйте по этим станциям без сопровождения истинного мастера, – предупреждал знаменитый суфийский поэт Хафиз. – Там тьма. Помните об опасности потеряться!»