Проклятье для дракона - Валентина Гордова

— О чём?

— О том, с чего начать. Сначала найти Яру и убить вас обоих или прикончить сначала тебя, а потом её?

Дарак ничего на это не ответил. К тому же, Андор всё равно вряд ли бы его услышал.

С императором происходило что-то жуткое, Дарак отчётливо это видел. Что-то во много раз более жуткое, чем когда его достал король ныне сгоревшего Маэреса. Младшему дракону очень не хотелось бы, чтобы его старший брат потерял контроль и дал выход своему дракону. Ему было страшно даже думать о том, что тогда случится.

— Куда ты идёшь? — спросил он всё же несколько минут молчаливого пути спустя.

Андор помедлил, но всё же ответил:

— Я знаю о каждом королевстве с нестабильным положением, надо просто обойти каждое и найти её.

И он нашёл. Лишь только к самому утру, потеряв непростительно много времени, постоянно находясь на полшага позади Яры. Знания, полученные от Дарака, и собственное упрямство толкали её на самые неожиданные поступки, большинство из которых Андор при всём желании не мог предсказать.

Императора также весьма волновали собственные ощущения. Магия. Она впервые за долгие десятилетия уменьшалась внутри него. Медленно, но неотвратимо, пополняемая надетым на Яру артефактом, воздействие которого Андор отчётливо ощущал. Дух Илис потреблял слишком много силы, хорошо, что его девочка догадалась найти способ её быстрого восстановления.

Она стояла на краю горного обрыва. Игнорируя ледяной ветер, треплющий длинные чёрно-алые волосы и юбку платья. Стояла без движения, отрешённо глядя на рассвет. И, казалось, не пошевелилась бы, даже начни тут всё полыхать.

Андор понял это слишком поздно. После того, как чуть не уничтожил последний в списке город, где могла бы оказаться его Яра. Понял и обуздал эмоции лишь тогда, когда девушка начала заваливаться назад себя.

Он подхватил её легко, как пушинку, прижал к себе и хотел бы прижимать вот так всегда, защищая от всего мира и от самой себя, если бы она позволила, если бы согласилась…

— Глупая девчонка, — вздохнул император, глядя в бледное уставшее лицо невесты.

Именно в тот момент он и понял, что ему плевать на её согласие или отказ. Он не станет слушать ту, что сама не осознаёт, что творит. Ему, прожившему много лет, умудрённому опытом и знаниями, лучше знать, чем какой-то малолетней девчонке из другого мира.

Он не отпустит её от себя. Сделает всё, чтобы с ней больше ничего не произошло. Защитить от всех опасностей, даже если она сама будет одной из них.

* * *

Холодно. Холод пробивался сквозь покрывшуюся мурашками кожу, скользил по ледяным венам, проникал в сами кости, заставляя те трястись. Не спасало тёплое одеяло, накрывшее меня по самый нос. Не спасала грелка в ногах, которую я отчётливо ощущала. Не спасали даже какие-то заклинания, редко мелькающие перед глазами.

Тепло стало только тогда, когда меня осторожно приподняли и устроили у кого-то на руках.

Андор рывком сдёрнул собственную рубашку, откинул её лоскуты в сторону и с силой прижал меня к себе, позволяя приложиться ледяным телом к его горячей груди. Закутал одним одеялом, как в кокон, затем следом вторым и после третьим. И после всего этого вокруг нас на широкой постели, на которой мы оказались в полулежачем состоянии, заискрилось пламя. Оно окутывало по кругу, находясь очень близко, ничего не сжигая, лишь согревая.

Кажется, Андор что-то сказал мне, но я не разобрала слов, вновь проваливаясь во тьму.

* * *

Мне снился мамин голос.

Мой милый малыш, однажды день настанет,

В чудесном и наивном колесе

Педали детства ты крутить устанешь –

Ты станешь взрослей и станешь злей, как и все.

Пела она негромко и очень красиво.

Знай, и в счастье, и в беде я отдам тебе всю любовь мою.

Над тенью сонных век словно оберег я её храню.

Погасли огни, мысли гони прочь.

Мы здесь одни, пусть нам поёт ночь Колыбельную.

Мой милый малыш, с годами ты познаешь

Огромный мир во всей его красе, но

Настанет и день, когда меня не станет –

Я тоже уйду к тонкому льду, как и все.

Знай, и в счастье, и в беде я отдам тебе всю любовь мою.

Над тенью сонных век словно оберег я её храню.

Погасли огни, мысли гони прочь.

Мы здесь одни, пусть нам поёт ночь Колыбельную.

— Мам, — хрипло позвала я и тут же закашлялась.

В горле безжалостно першило, будто я месяц ничего не пила.

— Тише, малыш, — тут же раздался её приятный голос и моего лба коснулась тёплая ладонь, — детка, ты вся ледяная!

Я чувствовала это. Чувствовала всё.

Сковывающий изнутри лёд, будто я была не живым человеком, а айсбергом в холодном океане. Горечь во рту, пересохшее горло, неровно бьющееся сердце, тяжесть в веках и онемение во всех конечностям.

А ещё сожаление. Глубоко въевшееся под кожу сожаление и обиду, только всё никак не могла понять, за что именно. Меня воротило от любой мысли, тошнило от отвращения… к себе.

— Мам, — сил сдержать слёзы не было, — мам…

— Тише, моя девочка, ну, чего ты? — мамочка придвинулась ближе и обняла мою голову руками, — Что же ты с собой сделала, глупышка моя?

Я помнила. Всё-всё-всё помнила! Человеческие трупы, лужи крови, огонь, бьющий из моих рук, злость, затопившую сердце, громкие испуганные крики… Помнила, скольких я убила, потому что не видела иного выхода. Помню, как утешала себя мыслью, что спасла я куда больше, чем убила. Помню, как оправдывалась желанием помочь…

Лучше бы я не вмешивалась! Лучше бы я не пошла с Дараком и не позволила ему влезть в мои мозги! Лучше бы я никогда не приближалась к Андору и не позволила ему начать наше объединение!

— Яра, расскажи мне, что случилось, — попросила мама с таким отчаянием, что я не смогла сдержать всхлипа.

— Я, — попыталась я ответить и не смогла из-за сжавшей горло судороги, — я…

С грохотом распахнулась дверь, заставляя нас с мамой испуганно подпрыгнуть.

— Вон, — приказал вошедший император ледяным тоном.

Мамочка не посмела его ослушаться. Сжав меня на миг сильнее, она коротко поцеловала в лоб, заглянула с тревогой в глаза и молча вышла. Дверь за ней закрылась сама, громыхнув о пазы так, что по дереву пошли трещины. С содрогающим душу скрипом закрылся массивный железный засов…

Смотреть на императора мне было страшно. Воздух с его появлением напитался силой и злостью, стал опасным, тягучим, горячим. Я кожей чувствовала направленный на меня пристальный взгляд и просто замерла, не имея сил даже вздохнуть нормально.