Наследие некроманта - Дем Михайлов

— Стоп! — я заторможено поднял руку, останавливая обрушившийся на меня словесный поток. — Лени, Тикса, расскажите мне, что случилось. С самого начала, по порядку, не торопясь.

— Да что там рассказывать, господин? — вскинулся Лени. — Все так быстро случилось, я и глазом моргнуть не успел!

— Не так! Лени, еще спокойней и с того момента, когда меня и ниргалов атаковали.

Несколько раз вздохнув, Лени уже более спокойным голосом начал говорить. Иногда его слова дополнял внимательно слушающий Тикса.

Чем больше он говорил, тем больше я понимая, что за то время, что я был без сознания, ничего особенного не пропустил.

Тикса и Лени как раз миновали середину полого склона, третий ниргал на мгновение задержался на гребне, чтобы окинуть округу взглядом, и направил лошадь следом. В следующую секунду я с двойкой ниргалов добрался до крошечного пятачка между деревьями, и ловушка захлопнулась. Нас мгновенно окутал сплошной кокон из веток, мечущихся и стегающих во все стороны. И не только веток — в дело вступили и корни, полезшие из под земли.

— Снег словно взорвался, — вспоминал Лени. — Во все стороны комья мерзлой земли полетели.

Из ступора они вышли лишь когда я зашелся в диком крике боли, перекрывшем ржание лошадей, так же попавших под удар. Мимо на полном скаку промчался последний ниргал и с ходу врубился в сплетение ветвей.

— Когда мы туда подоспели, — продолжил Лени, — то все уже, почитай, закончилось. Ниргалы большую часть щупалец разбили и за стволы уже взялись. А их эти ветки и не брали вовсе — со звоном отскакивали да на осколки разлетались.

— Разбили? Осколки? — недопоняв, переспросил я. — В смысле?

— Да, господин, — развел руками Лени. — Как есть осколки. С виду дерево, а на самом деле ледышка. Мы как с лошадей соскочили, первым делом к вам бросились. Вас лошадью придавило, но Тикса хоть ростом и не вышел, а силы на троих хватит — приподнял тушу, а я вас за шиворот вытащил, да в сторону поволок. Тикса следом побежал. А ниргалы все мечами махали, от стволов к тому времени одни огрызки остались. Как на вас взглянули, господин, так и за головы взялись. Живого места не найти. Сплошные раны, отовсюду остатки прутьев и корней торчат, в тело впившиеся.

Представив себе эту картину, я судорожно сглотнул и просипел:

— Дальше.

— А что дальше, господин? Бинты из сумок достали, все колючки и шипы повыдергивали, а кровь и не течет вовсе. Раны синие, вздувшиеся, нутро черное и словно холодом оттуда веет. Я в одну дырку заглянул, а там виднеется что-то. На печень смахивало, да цвет больно другой, потемнее будет, и, кажись, изморозью сверху покрыто. Тикса пальцем пощупать хотел — холодное ли, шевелится ли, — но я его отговорил.

— С-спасибо, — кивнул я, борясь с накатившим приступом тошноты. — Что потом?

— Перевязка! — вставил словечко гном, жестами показывая, как они меня бинтовали.

— Ага. Перевязали вас, господин, все бинты извели и еще не хватило. Пришлось пару рубашек на бинты пустить. Положили вас на одеяло и из лощины вытащили — по своим следам шли, все надежней. Ниргалы лошадей собрали и следом двинулись. Выбрали место подходящее, костер развели, вас в одеяла укутали и к пламени поближе устроили. Вот тут-то и началось. Пары минут не прошло, вы кричать начали. Да так, будто вживую на части режут. Глаза закрыты… тело в корчах бьется… страшно, аж жуть берет! Ох… как вспомню… Пока мы глазами хлопали, вы господин в сторону откатились, да прямо в сугроб, да там и затихли. Лицо спокойное стало, дыхание выровнялось.

— Интересно… — протянул я.

— И не говорите, господин. Куда уж интересней-то? — хмыкнул успокоившийся Лени. — Так мы ж не поняли ничего. Думали, приступ какой, аль в себя приходите. Ухватили вас, да опять к костру поближе. И снова сначала — крик, корчи, бьетесь так, что мы вдвоем вас удержать не могли, ниргалы вокруг мечутся, только что мечами не машут. Только тогда и сообразили, что к чему — тепло вам не нравится. И чем холоднее, тем вам спокойней. На три шага от костра отнесли — кричать перестали. Еще на два — лицо разгладилось. А как снежку сверху накидали, так и вовсе улыбаться начали, словно на перине пуховой нежитесь. Там вас и оставили, господин. А дальше вы и сами знаете.

— Угу, — согласился я. — Знаю. А теперь идите к костру и отдыхайте. — Заметив, что Лени порывается что-то сказать, я добавил металла в голос: — Не спорить! Оба к костру и отдыхайте. А я пока полежу, подумаю. А! И еще, Лени, сооруди-ка мне факел и тащи сюда. Да поджечь не забудь. Тикса, а ты достань сумку с моими вещами. Только не сразу — подождите полчаса, пока я с мыслями не соберусь, а потом уже подходите.

Понуро поднявшись, гном и Лени зашагали к костру, а я перевел взгляд на стоявшего рядом ниргала.

— Не нависай! Думать мешаешь.

Скрипнув доспехами, ниргал сделал широкий шаг назад, и мне сразу стало легче дышать. А то нависает над головой, как… как надгробие.

Убедившись, что меня никто не слышит — ниргал не в счет, — я тихо пробормотал, обращаясь к самому себе:

— Ну что? Допрыгался? А как ты хотел? Тебе не могло везти вечно.

Сделав глубокий вдох, я резко напряг мышцы и заставил себя сеть, в любой момент ожидая почувствовать ослепляющую вспышку боли. Обошлось. Хотя я бы предпочел почувствовать боль, чем не ощутить ничего. По словам Лени, во мне понаделали кучу дырок, а я ничего не чувствую.

Света, горящего в десяти шагах от костра, хватило, чтобы разглядеть свое тело, и я занялся его изучением. На лице оказалась лишь одна повязка — правую щеку перехватывал бинт, и я его решительно содрал. Почти ничего не чувствующими кончиками пальцев пробежался по раненой щеке и сразу же наткнулся на дырку толщиной с мой мизинец. Щека пробита насквозь, по меньшей мере два-три зуба бесследно исчезли. И никакой боли. За все время, что я ощупывал края раны, засовывал в продырявленную щеку палец, я не ощутил ничего, даже отдаленно напоминающего болевое ощущение. И никаких следов крови. Словно рана давно зарубцевалась.

Пошевелив перед лицом туго перемотанными руками, я принялся разматывать укрывающее мое тело бинты и не останавливался до тех пор, пока последняя повязка не слетела. Я остался сидеть в снегу абсолютно голым, и все еще ничего не чувствовал. Для того чтобы понять общую картину повреждений, хватило бы снять и половину повязок, но под конец мною двигало некое ожесточение смертника.

А я был именно смертником. С такими ранами не живут, это точно.

Начиная с шеи, которая чудом не получила свою долю дырок, мое тело было покрыто ранами, резко выделяющимися на фоне белоснежной кожи. На груди и животе не меньше пяти следов проникновения ледяных щупалец, на ногах — еще больше. Спину я не видел, но уверен, что щупальца ее тоже не обошли своим вниманием. По краям ран, плоть вздулась буграми, но не сомкнулась, закрывая ранение. И снова никаких следов крови.

«Да жив ли я вообще? — как-то лениво подумал я, подавляя зарождающийся в груди смех безумца. — Кровотечение отсутствует, раны не закрываются, боли не чувствую. Как есть мертвяк».