Снова любить - Бертрис Смолл

Утро одиннадцатого мая выдалось ясным и солнечным. Чудесный день для празднования годовщины основания Константинополя. Кейлин нарядилась с особой тщательностью, зная, что будет объектом сплетен. Она хотела, чтобы Аспар гордился ею, поэтому выбрала платье из бледно-фиолетового шелка, который гармонировал с цветом ее глаз. Круглый ворот имел низкий, но достаточно скромный вырез. Длинные рукава украшены золотыми лентами в виде цветов и листьев. Пояс, чуть ниже талии, изящно облегал ее бедра. Золотисто-фиолетовая шляпка должна была защищать от палящих солнечных лучей. Нелвин надела на ноги хозяйки маленькие расшитые туфельки и встала, чтобы посмотреть на Кейлин. Ее глаза выражали одобрение.

— Вы выглядите как императрица, госпожа, — сказала она.

— Но у нее должны быть драгоценности, как у Веры, — заметил Аспар, входя с небольшим ящиком из черного дерева. — Это для тебя, моя любовь.

Кейлин взяла ящичек, поставила на стол и открыла. Внутри оказалось золотое ожерелье с маленькими бриллиантами, аметистами и жемчугами. Она стояла ошеломленная, а он взял ожерелье и застегнул на ее шее. Оно ровно легло ей на грудь, почти закрывая весь вырез и делая платье гораздо богаче.

— Я никогда не видела ничего более прекрасного, — прошептала Кейлин. — Оно такое красивое, мой дорогой господин. Спасибо!

— И еще вот это, — тихо сказал он, доставая пару сережек и протягивая их с улыбкой.

Кейлин трепетно улыбнулась и вдела аметисты в виде слезинок в золотой оправе в уши. В ящичке оказалось еще несколько предметов: два золотых с бриллиантами и жемчугами браслета и широкий золотой мозаичный пояс, который сверкал и переливался. Наконец, там была отделанная золотом, аметистами и бриллиантами повязка на голову. Кейлин примерила ее поверх тонкой розовато-лиловой вуали, покрывающей ее волосы, которые она носила распущенными, потому что это нравилось Аспару.

— Сегодня на ипподроме мне будут завидовать все мужчины. — Он явно гордился ею. — Ты самая красивая женщина в городе!

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь завидовал, — честно призналась Кейлин. — В прошлом, когда у меня было счастье и достаток, боги лишили меня всего. Я потеряла все, что было дорого мне. Сейчас, когда я вновь обрела счастье, я хочу сохранить его, мой господин. Не надо хвастаться, а то боги услышат тебя и позавидуют нам.

— Мы сохраним счастье, — произнес он твердо, — и я буду беречь тебя.

Кейлин отправилась в город в комфортабельном паланкине, а Аспар ехал рядом с ней на большом белом жеребце. По дороге их приветствовало множество людей. Кейлин, наблюдавшая за всем этим из своего безопасного местечка, чувствовала, что ее сердце переполняется любовью к этому знаменитому и доброму человеку. Было видно, что простые граждане уважали Флавия Аспара, а не просто боялись его могущества и богатства.

Они вступили в город через Золотые Ворота. Это были официальные триумфальные ворота в Константинополе. Сделанные из древнего белого мрамора и установленные Феодосием, ворота получили свое название благодаря огромным блестящим медным дверям. Элегантная строгость архитектуры и прекрасные пропорции сделали эти ворота объектом восхищения всей империи. Пройдя сквозь них, Кейлин и Аспар медленно двинулись в толпе вниз вдоль Мизы к ипподрому.

У Золотых Ворот их встретил отряд кавалерии, который прибыл, чтобы сопровождать Аспара и его спутников по главной улице города. Когда они окружили паланкин Кейлин, она предусмотрительно задвинула шелковые шторки. Кейлин хорошо понимала, что являлась объектом любопытства у солдат, но она не могла допустить, чтобы они нагло рассматривали ее как какую-то проститутку.

Ипподром вмещал около сорока тысяч человек и походил на большой римский цирк. Однако здесь никогда не проводились такие жестокие состязания, как в Риме, и не допускались жертвоприношения невинных младенцев. Ипподром начинал строить римский император Септимий Сиберий, но затем его реконструировал великий византийский император Константин I. На его арене давались различные представления: от травли животных, театральных развлечений и боев гладиаторов до гонок колесниц, религиозных процессий, государственных церемоний и публичных пыток известных преступников. Вход на ипподром осуществлялся по специальному пропуску, и перед состязаниями пропуска распространялись среди публики, которая размещалась независимо от класса на белоснежных мраморных рядах сидений. В центре ипподрома установили ряд монументов, образующих то, что называется «спина». Спина обозначала разделение между нижними и верхними беговыми дорожками. Среди монументов возвышалась Змеиная колонна, которую Константин I привез в Константинополь из храма Аполлона. Античную колонну, сделанную из переплетенных бронзовых змей, преподнесли храму около тридцати греческих городов в 479 году до новой эры. Ее установили в храме в честь победы греков над персами в знак благодарности богам. Другой монумент — египетский обелиск — Феодосии I поместил на пьедестал. На нем со всех четырех сторон были изображены сцены из императорской жизни, включая ту, где сам Феодосии сидел в императорской ложе со своей семьей и ближайшими друзьями, наблюдая за состязаниями.

Паланкин Кейлин опустили у особого входа на арену с восточной стороны. Аспар спешился и гордо помог Кейлин сойти с носилок. Он знал, что каждый мужчина из отряда кавалерии с нетерпением хотел увидеть женщину, которая, как говорили, завоевала его сердце. Сначала показалась изящная ножка. Глаза присутствующих расширились. Солдаты обменялись понимающими завистливыми взглядами, и, когда первый патриций империи провожал свою красивую молодую любовницу на ипподром, за их спинами послышался тихий удивленный свист восхищения.

Аспар торжественно улыбался, как маленький мальчик с новой, вызывающей восхищение игрушкой, но Кейлин тихо бранила его:

— Стыдись, мой господин! Все эти грубые молодые солдаты удивляются твоей силе, здоровью и опыту в любви, благодаря которым ты завоевал молодую хорошенькую любовницу. Нечего гордиться! — закончила она с негодованием. — Порядочной женщине должно быть стыдно.

— Но тебя не считают порядочной женщиной, — съязвил он. — Эти грубые молодые солдаты, как ты назвала их, стали бы завидовать мне еще больше, если бы знали, каким страстным, ужасно распутным созданием ты недавно стала. Моя спина покрыта отметинами, свидетельствующими о твоей восхитительной, вновь обретенной страсти, моя любовь. Ах да, ты должна покраснеть! — Он засмеялся. — Но я доволен, что ты у меня такая бесстыдница.

Кейлин покраснела, но не могла удержаться от смеха. Он так радовался, что сумел растопить холод ее души. Эта радость наполняла ее душу счастьем.

— Это ты потерял стыд, мой господин, — сказала она. — Ты распустил перья, как павлин, и радуешься, выставляя меня напоказ этим молодым людям. — Она засмеялась. — Они выглядели такими удивленными, когда увидели меня. Неужели у тебя репутация человека, который не способен увлечь хорошенькую женщину? Им бы следовало знать тебя.

— Если бы они знали меня, как ты, любовь моя, меня называли бы по-другому и мне пришлось бы взять в любовники Иоанна, — пошутил он.