Стеклянный суп - Джонатан Кэрролл

Развитой хаос не имел ни единого шанса против своей чистейшей изначальной формы.

Этрих не видел, что произошло с Любой, потому что не сводил глаз с Фланнери. Собака умерла в тот самый миг, когда хаос вошел в ее глаз. Живое тело — это упорядоченная вещь. Все его клеточки в отдельности и складывающиеся из них сложные структуры трудятся в гармонии ради достижения единой цели. Одной капли безумия и беспорядка, занесенной в самый центр этого сложного и хрупкого механизма хватит, чтобы он тут же вышел из строя.

Фланнери смотрел, как умирает Люба. Поскольку они оба были из одного теста, он прекрасно понимал, что будет дальше. Вызванный хаос продолжит свою работу. Когда собака умрет, он перейдет в то, чем она была прежде, и уничтожит это тоже.

Все, чем когда-либо была Люба, будет сначала заражено, а потом уничтожено. Жизнь за жизнью, воплощение за воплощением исчезали у Фланнери на глазах. Он следил за ними, не в силах оторваться. Никогда за все свои многочисленные жизни на Земле и в других местах он не видел ничего подобного. Зрелище так его заворожило, что он даже не заметил, как Этрих наклонился вперед и тихо тронул его за колено. Он не видел, как Этрих закрыл глаза, повернул голову в сторону, а потом отвернулся. Он не видел уверенности в глазах Этриха, когда тот открыл их вновь, словно принял какое-то важное окончательное решение. Фланнери потрясенно следил за тем, как стирается с лица земли всякий след собаки Любы.

— Джон. — Этрих подождал, потом повторил громче: — Джон.

Лицо у Фланнери было как у ребенка, повстречавшего двадцатифутового питона за едой: зачарованное и напуганное.

— Видишь это, Джон? Это я сделал. Слышишь меня? Я сделал с ней это.

Остолбенев от всего происходящего, Фланнери смог только медленно кивнуть. Да, он слышит. Да, он понимает.

— А теперь я сделаю то же самое с тобой. Это тебе за Лени и за все, что ты тут натворил. За всех, кому ты навредил, за все, что ты поломал; ты и твоя собака. Ты и все твои собаки. — Этрих говорил тихо, но в его голосе звучала холодная ярость, и Фланнери не удержался от ответа.

— Да пошел ты, Вине. Все равно твоя Изабелла сейчас там, где нам надо. А с этим ты ничего не поделаешь, так ведь?

— Не-а. Но я пошлю весточку, и этой весточкой будешь ты, Джон. — Этрих поднялся и, не оглядываясь, зашагал к двери.

Фланнери смотрел, как он уходит. Краем глаза он продолжал наблюдать за дыркой в диване, совершенно уверенный, что в любую секунду из нее выскочит что-нибудь еще. Но ничего не выскакивало, потому что Этрих уже нашел первичный хаос Джона и запустил его в действие, когда дотронулся до его колена.

Входная дверь щелкнула, закрываясь. Вскоре после этого Джон Фланнери ощутил легкое покалывание во всем теле, как бывает, когда во сне отлежишь ногу. Или когда отхлебнешь имбирного эля и пузырьки щекочут нос. Ощущение было странное, непривычное, но почти приятное.

Какое-то время.

— Где мы?

Ясно было одно: они бежали. Трое людей мчались со всех ног, потому что за ними гнались космический пришелец, комодский дракон и Джордж У. Буш.

До этого все шло очень хорошо. Просто замечательно. Они отыскали Изабеллу. Саймон и Лени посовещались и состряпали план, как найти Изабеллу в посмертии Саймона. Но он не сработал. А потом по чистой случайности они натолкнулись на пса, который был у Саймона в детстве, бультерьера Флойда, и тот рассказал, что видел Изабеллу, когда она шла по улице вместе с матерью Саймона. Они рванули к дому Саймона и застали там обеих женщин, которые мирно сидели на крыльце и разговаривали о китайской медицине.

Чтобы отпраздновать воссоединение, они забрали Изабеллу и вместе поехали обедать в знакомый и любимый всеми троими «хойриген». При жизни Хейден неоднократно бывал там, приезжая в Вену, и четыре раза видел это место во сне. Вот почему они смогли пойти туда здесь и сейчас.

Кабачок в Зальманнсдорфе стоял на самом краю живописного раскинувшегося на холмах виноградника. Когда они пришли туда днем, в воздухе изумительно пахло жареным цыпленком и спелым виноградом. Изумительная погода последних дней лета выманила их на улицу, за столик под открытым небом. Кругом было спокойствие и почти полная тишина. В саду, кроме них почти никого не было, только в дальнем углу сидел за столиком и читал газету человек, которого Хейден когда-то знал.

Они заказали вина и цыпленка, который благоухал так, что устоять было невозможно. Потом на несколько минут блаженно расслабились, прежде чем говорить о последующих шагах. Изабелле не терпелось услышать, как они её нашли, но Саймон и Лени так сияли от гордости, что она решила подождать с расспросами и дать им насладиться триумфом.

Но долго наслаждаться им не пришлось. К их огорчению, а потом и раздражению, где-то заорало радио. Мир и тишину взорвало стаккато попсовой песенки. Лени посмотрела на Изабеллу и скорчила гримасу. Хейден завертел головой, пытаясь определить источник неприятной музыки, чтобы хотя бы попытаться сделать потише.

Безуспешно. Несносные завывания продолжали наполнять воздух, отчего их хорошее настроение тут же подернулось унынием, как язык больного — налетом. Хуже того, как только песня закончилась, ее тут же сменила другая, еще более мерзкая. Это была песня группы «Тормашки», пользовавшаяся дикой популярностью год или два тому назад. В то лето казалось, что по радио не передавали ничего, кроме нее. Какое-то время от нее просто не было спасения.

— Господи, как я ненавижу эту песню.

Лени обмахивалась ладонью, словно веером. Не из-за жары, а словно пытаясь отогнать мелодию, как надоедливого комара, зудящего над ухом.

Хейден сказал:

— Как я ненавижу эту чертову песню.

Лени бросила на него насмешливый взгляд.

— Саймон, я только что это уже сказала.

Он проигнорировал ее замечание.

— Я только что вспомнил, эта песня играла по радио в машине, когда я умер.

— Ого-го. Ты это вспомнил?

— Да. Я теперь все больше и больше вспоминаю. И не только приятное.

Тут они все ненадолго примолкли.

Изабелла, сама того не желая, начала подпевать радио. Она ничего не могла с собой поделать.

Все так и подпрыгнули, когда Хейден вдруг заорал:

— Да выключит кто-нибудь эту сраную песню в конце концов?

То ли его услышали и послушались, то ли потому, что это был его мир и здесь он был босс, но музыка оборвалась. Саймон поблагодарил поклоном и продолжал:

— Мало того что песня сама по себе глупая, но вы видели клип к ней? За группой гонятся по пустыне огромная ящерица и какой-то мужик в серебряном скафандре.

— И Джордж Буш. Про него не забудь.