Отражение - Вадим Панов

Черный бриллиант среди рассыпанных по бесконечности драгоценностей, ровесник Вселенной, не ставший Абсолютом. Обитель тех, кто появился в столь ужасном грехе, что вся последующая мерзость стала жалким его подобием. Звезда, пылающая первородным злом, испускающая потоки темной энергии Ша, проникающие в самые дальние уголки бесконечности. Звезда, подобная котлу, в котором бурлят, мешаясь в омерзительных союзах, чудовищные существа.

Проклятая Звезда.

Обитель Древних.

Хотел ли Николай переезжать из «почти центра» Москвы за МКАД? Пусть даже и в новый дом небольшой этажности, стоящий на краю леса, неподалеку от озера с действительно чистой водой? И при этом – в считаных километрах от Кольцевой. Сложный вопрос. Николай Таврин родился и вырос в Москве, «почти в центре», с детства свыкся с городским шумом, с огромным количеством автомобилей, с постоянной суетой, и с тем, что «прогуляться» – это пройтись по асфальту, а не по земле, но при этом – за двадцать минут пешком добраться до Кремлевской набережной. Разорвать привычный уклад казалось невозможным, но жизнь есть жизнь, изменения неизбежны, и часто бывает так, что, хоть с сомнением, с опаской, но выбираешь неожиданное новое, словно бросаясь в омут, и ждешь – чем все закончится.

К двадцати восьми годам Таврин стал единоличным владельцем доставшейся от родителей квартиры «почти в центре», за которую ему предложили настолько хорошие деньги, что отказываться было глупо. Продав родительское гнездо, Николай купил трехкомнатную квартиру и гараж, правда, за МКАД, стал обладателем новой машины и счета в банке, позволяющего молодому человеку с оптимизмом смотреть в будущее.

Микрорайон, в который переехал Таврин, вплотную примыкал к старому, одному из первых, что когда-то вылез за пределы московского овала, а естественной границей между ними служили гаражи. И не просто гаражи, а дворцы гаражей, кооперативное чудо советских времен, выстроенное с весомой солидностью ядерных бункеров. Капитальные, кирпичные, надежно охраняемые гаражи, не чета многоэтажному паркингу, который подрядчик воткнул для жителей новых домов. На гаражи Николай сразу положил глаз, отправился «на разведку» до того, как были оформлены документы на квартиру, и через пару дней стал счастливым обладателем просторного бокса, сухого, довольно чистого, отделанного изнутри деревом, да еще с ямой, которую бывший владелец использовал в качестве погреба.

Нюта отнеслась к покупке недвижимости положительно и похвалила Таврина за предприимчивость, сказав, что «место в паркинге – это всего лишь линия на полу, а гараж – это гараж». Нюта, кстати, была еще одной причиной, почему Николай отправился за МКАД. Его девушка терпеть не могла старые дома, не выносила атмосферу «почти центра», с его шумом, суетой и огромным количеством автомобилей, наполняющих мир вокруг выхлопными газами и вечными пробками. Нюта мечтала о большой, просторной и современной квартире там, где тихо, а гулять можно не только по асфальту, но и по траве. К тому же неподалеку, пятнадцать минут на машине, жили родители Нюты, и как говорила девушка: «Рано или поздно им придется нянчиться с внуками». Сам Николай так далеко не заглядывал, но не мог не отметить практичность подруги.

Переезд завершился, жизнь стала потихоньку налаживаться.

В конце апреля, когда лесные тропинки достаточно подсохли, молодые люди купили велосипеды и принялись изучать окрестности своего нового дома. Объездили со всех сторон озеро, отметив пляжи и тихие, укромные заводи, в которых так хорошо отдыхается вдвоем, побывали в деревне, где стояла старинная, то ли XVIII, то ли вообще XVII века церковь, облазили заброшенную воинскую часть и развалины старого, еще дореволюционного поместья.

И вот в одну из таких весенних, «разведывательных» поездок Таврин и познакомился с Ермолаем. Ну, то есть не совсем познакомился – встретился, познакомились они позже.

Однако встречу ту Николай запомнил крепко.

В воскресенье они с Нютой проехали вдоль границы «старого» района, исследовали примыкающий с запада лес, не найдя в нем ничего интересного, а когда возвращались, наткнулись на приметное дерево. То был старый, раскидистый дуб, нижние ветви которого давно высохли, и зеленела лишь макушка, напоминая вязаную шапочку, натянутую на бородатого брюнета. Дуб привлекал внимание, но стоял в стороне от тропинки, и Таврин заметил его из-за мальчонки лет шести, который с плачем бросился наперерез велосипедистам. Николай затормозил так резко, что едва не свалился, Нюта врезалась ему в заднее колесо, но подходящая ситуации фраза ни у кого с языка не сорвалась.

Вслед за мальчонкой показались его родители.

– Мама, мама! Там дядя! – закричал ребенок, и в его голосе слышался такой ужас, что все взрослые разом повернули головы в указанном направлении.

Посмотрели на старое дерево.

– Где? – тревожно спросила женщина.

– Он к тебе приставал? – взвился отец мальчишки. И его следующий взгляд, весьма недружелюбный, был направлен на Николая.

– Я никого не вижу, – громко произнес Таврин.

– Я тоже, – добавила Нюта.

– Милый, кто тебя напугал? – Мать прижала сына к груди. – Скажи, кто?

– Дядя висит на дереве, – сквозь слезы ответил мальчик.

– Висит?

Все вновь повернулись к дубу, но ни на нем, ни на соседних деревьях повешенных или качающихся не обнаружилось.

– Мне страшно, – ребенок никак не мог успокоиться.

– Дима, там никого нет.

– Висит!

– Посмотри сам, – предложила женщина, но малыш крепко прижался к матери и едва слышно ответил:

– Нет. Я боюсь. Он страшный. Он мертвый.

Такого оборота никто не ожидал. Отец мальчика вздохнул, потер ладонью шею, еще раз огляделся, затем посмотрел на сына, понял, в каком он состоянии, и предложил:

– Пойдем домой?

– Так будет лучше, – согласилась женщина.

Они быстро собрались и направились к «старым» домам, а Николай и Нюта продолжили стоять на полянке, не зная, что делать дальше. То есть разум подсказывал – уехать и выкинуть из головы дурацкий эпизод, но страх ребенка был столь искренним, что смущенные ребята задержались и огляделись, как будто и в самом деле ожидали увидеть повешенного.

– Что это было? – негромко спросил Николай.

– Истерика? – предположила Нюта.

– На пустом месте?

– Ну, может, ему что-то показалось…

– Что должно показаться ребенку, чтобы он это принял за повешенного человека?

– Знаешь, какие мультики сейчас показывают? – не согласилась девушка. – Поверь: повешенный человек – далеко на самое страшное, что в них можно увидеть.

– Ему лет шесть, не больше.

– А может, семь?

– Есть разница?

Ребята рассмеялись.