Вызов гордости - Кейси Майклз

– А это, – теперь Аманда откровенно гордилась собой, – это твоя дочь.

Джаред посмотрел на спящего младенца и вдруг отпрянул – миндалевидные глаза внезапно открылись. Он увидел, что на него – ну, почти на него – смотрят два синевато-серых глаза, причем один глаз смотрит прямо, а второй – совсем в другом направлении.

– Она косоглазая! – в ужасе воскликнул Джаред. Аманда засмеялась и сказала, что все младенцы делают такой фокус.

– Посмотри немножко, и они выправятся. – Они выправились, и Джаред с облегчением вздохнул. – Няня говорит, когда я родилась, у меня тоже были серые глаза. Она думает, Анна будет очень похожа на меня.

– Анна? – На сердце у Джареда потеплело, и он хрипло прошептал: – Хороший подарок двум преданным и любимым друзьям; и лучший способ принести извинения за тот ужас, который им пришлось пережить из-за нас. Очень хорошо, детка. Ты прекрасно связала все болтающиеся концы. – Он улыбнулся и погладил жену по щеке.

– Достаточно, молодой человек, – раздался голос от двери. В комнату ворвалась леди Чезвик, на пятки которой буквально наступала няня. Каждая взяла по свертку с младенцем, и обе направились к мягкой скамейке под окном.

– Я сделала сладенькую водичку для малышей, мисс Менди, а попозже вы покормите их сами. Мы с леди Чезвик тут поболтали и решили, что сможем поухаживать за милыми крошками, пока не вернемся в Сторм Хейвен.

Леди Чезвик просияла и запечатлела поцелуй на лобике Бо – или это была Анна?

– Няня, я все-таки думаю, что им нужны еще одеяла. В этом углу холодно.

– Чепуха, дорогая леди Чезвик, здесь очень хорошо! Я вынянчила столько детей, сколько вы не съели обедов, и если мне будет позволено сказать…

Аман да и Джаред не слушали. Джаред воспользовался возможностью остаться с женой наедине и нежно обнял ее. Несколько минут они пребывали в собственном тайном мире, забыв все тревоги, обмениваясь словами любви и прочими милыми глупостями, не имевшими никакого отношения к обычному поведению обычных родителей. Завтра у них будет время, чтобы подумать обо всяких земных делах вроде перевозки всего семейства домой.

Прислушавшись к жаркой баталии, развернувшейся по поводу правильного способа пеленания младенцев, Джаред шепнул жене:

– Ты самая умная женщина на свете, плутовка. Если бы ты не додумалась родить сразу двоих Делани, нам бы потребовалась вся мудрость Соломона, чтобы сохранить мир в доме.

Аманда сонно улыбнулась и поцеловала мужа в кончик аристократического носа.

– Мне кажется, ты тоже принял в этом какое-то участие, если мне не отказывает память.

– Дерзкая кошка, – взревел Джаред, – неужели ты никогда не научишься держать язык за зубами?

– Никогда, – ответила Аманда, свернулась в клубочек, как довольный котенок, и погрузилась в честно заслуженный сон.

Весенний сезон haut ton[14] 1812 года должен был официально начаться в среду, во время первого бала в «Олмаке». Леди Салли Джерси старательно скрывала не подобающее леди ликование, вспоминая скандал, разразившийся из-за лорда Сторма и его возмутительной невесты в этом самом зале всего лишь какой-то год назад. Слава Богу, уверила она себя, снова закутываясь в мантию респектабельности, которой славятся патронессы этого Собрания, сегодня повторение такого вопиющего нарушения приличий невозможно!

И все же ее вторая, более смелая половина озорно напомнила ей, что это наверняка чуть-чуть оживило бы вечер. По правде говоря, она уже начала подумывать, что маркиза Гурней безмолвно ушла к Создателю – уж очень долго она сидела не шевелясь, как восковая кукла; и только едва заметное волнообразное движение страусиных перьев в три фута высотой на тюрбане этой славной женщины убедило патронессу, что леди все ещё жива.

Не хватало и еще нескольких человек, но это меньше расстраивало патронессу. Самой заметной персоной из отсутствующих была весьма наглая леди Бланш Уэйд. Эта леди ненадолго взволновала общество, сбежав со своим старым поклонником. За побегом последовали стремительный отъезд парочки в Индию и предложение жениху места в Ист-Индской компании.

Новый супруг Бланш, очарованный не столько своей невестой, сколько мыслью о состоянии покойного лорда Уэйда (увы, давно растраченного, о чем знал каждый, у кого имелась хоть капля мозгов, которых у жениха, очевидно, не было), решил воздержаться и не рассказывать ей о том, что всего несколько дней назад семья лишила его наследства, потому что им надоело покрывать его долги и терпеть гнев отца; так что у него не осталось и двух фартингов.

Этот брак, как считало общество, воздал по заслугам обеим сторонам, и никому не хотелось стать свидетелем того, как влюбленные начнут обсуждать финансовые вопросы. А леди Джерси не преминула заметить, что он стал очередным доказательством той истины, что для любого человека в этом мире есть достойная пара.

Тем временем виновники прошлогоднего безобразия, о котором с таким удовольствием вспоминала леди Джерси, даже не подозревали ее воспоминаниях; они совершенно позабыли о скандальной славе сегодняшней даты. Они как раз желали спокойной ночи своим крохотным отпрыскам, а потом и сами собирались рано лечь спать, что вошло у них в весьма приятную привычку.

И так случилось, что как раз в тот момент, когда лорд Сторм и его леди входили в просторные хозяйские апартаменты, чтобы насладиться дружеской беседой, а возможно, и чем-нибудь другим, не столь многословным, но исключительно приятным, музыканты в «Олмаке» заиграли веселую мелодию, которая, может, ничем особенным и не отличалась, но зато вывела дремавшую маркизу из почти коматозного состояния.

Леди Джерси воспользовалась этим, чтобы заглянуть в комнату, где играли в карты, решив отыскать там отлынивающих холостяков и заставить их подойти к дамам, волею случая оставшимся без кавалеров, – в этом году их было даже больше, чем в прошлом.

Бедняжка леди Джерси – она слишком неудачно выбрала время, чтобы покинуть бальный зал, и не увидела, как Кевин Ролингс, новый граф Локпорт, позволил лакею освободить себя от высокого шелкового черного цилиндра, темно-синей бархатной вечерней накидки (разумеется, отороченной соболем), девственно-белых лайковых перчаток и красивой ротанговой трости.

Шагнув к ближайшему большому зеркалу в позолоченной раме, чтобы убедиться в безупречности своего внешнего вида, граф лениво вошел в бальный зал – помещение, которым он пренебрегал последние десять лет. Игнорируя ахи и пронзительные шепотки, которыми сопровождалось его появление, и не пытаясь изменить выражение мучительной скуки, портившее его красивое лицо, граф обвел зал своими светлыми глазами с видом человека, который ищет что-то, чего не существует в природе.

Кевин еще раз напомнил себе, что шансов отыскать другое такое сокровище, как Аманда, во всей Англии (уж не говоря о вялом и скучном высшем обществе) практически нет. Подавив полный жалости к себе вздох, он расправил обтянутые атласом плечи и приготовился предложить себя, недавно получившего титул, богатого, а потому весьма завидного жениха, в качестве достойной дичи всем присутствовавшим здесь дамам – охотницам за мужьями.