Мой лучший любовник - Джил Мансел

Его интересует мое мнение, думала Люсиль, поражаясь нелепости ситуации. Как если бы Эрик Клэптон спросил совета у мистера Никто.

— Ну? — спросил Джез через три минуты, когда отзвучала последняя нота.

Люсиль чувствовала, что волоски на ее спине встали дыбом. Она взглянула на костяшки пальцев и увидела, что они побледнели. Очень немногие песни оказывали на нее такой эффект, вызывая мурашки в районе позвоночника.

Вслух она произнесла:

— Я думаю, ты просто сумасшедший.

Лицо Джеза ничего не выражало.

— Почему?

— Потому что, если ты ее написал, я никак не понимаю, почему не выпустил. Конечно, я знаю, ты всегда играл тяжелый рок, но ведь ты бы мог записать сингл. — Ее глаза расширились от удивления, она протягивала к нему руки. — Вот, посмотри на меня… Я все еще дрожу! Эта музыка настолько хороша, разве ты не понимаешь? Но я уверена, что ты никогда не планировал ее ни для одного из своих альбомов, потому что она такая необычная… боже, как обидно!

— Она для тебя, — сказал Джез. — Я хочу, чтобы ты ее записала. Боже мой, не надо плакать.

— Ты не можешь так поступить. — Люсиль злилась на себя, потому что ей очень не хватало бумажных платков и приходилось использовать край своего бледно-желтого топа, чтобы вытереть глаза. — Ты не можешь отдать мне самую лучшую песню, которую ты когда-либо написал, только потому, что тебе меня жаль.

— Нет, нет, дело не в этом. — Тряхнув головой, Джез откинул непослушные волосы с глаз. — Я не чувствую к тебе жалости.

— Чувствуешь. Ты меня жалеешь, — возразила Люсиль, — потому что я не могу написать стоящую песню и спасти свою жизнь! И чтобы очистить совесть, ты откопал одну из своих старых вещей, пустячок, который небрежно сочинил за десять минут, когда был не в своей тарелке, и теперь предлагаешь ее мне как… утешительный приз…

— Но…

— Нет, дай мне закончить. — Люсиль подняла свои дрожащие руки, слова лились потоком все быстрее. — Извини, если я кажусь неблагодарной, ты ведь очень добр ко мне, но, по-моему, ты слишком меня опекаешь. Я чувствую себя тюленем, который не может удержать мячик на носу, а ему все равно бросают сардину.

Она совсем выдохлась, сжала губы и мрачно уставилась в серую, обитую пенопластом стену, потому что была не в силах встретиться глазами с взглядом Джеза.

— Ты закончила? — наконец произнес он.

Люсиль кивнула.

— Да.

— Точно? Ты уверена? — Он поднял брови. — Если я начну говорить, обещаешь, что не будешь перебивать?

О боже, я его действительно расстроила, подумала Люсиль. Он считает меня упрямой, неблагодарной коровой и чувствует себя обиженным.

Ее настроение во многом объяснялось не только гордостью, но и предменструальным периодом, это действительно было так.

Чувствуя себя гормонально-озабоченным объектом воспитания, она отбросила назад косички и сказала:

— Говори смело.

О боже, она ужасно похожа на строптивого подростка.

— Большое тебе спасибо, — вкрадчиво произнес Джез. — Ладно, ты видишь вон тот шкаф с архивом? Там я храню все мои старые записи, в третьем ящике снизу. Песни, которые я начал и так и не закончил и которые решил не использовать, а также идеи для песен, которые никогда не были написаны.

— И что?

О боже, прислушайся к моим словам, думала Люсиль, все больше пугаясь.

— А то, — медленно продолжил Джез с большой долей иронии, — что я не доставал эту музыку из того шкафа. Его не отпирали больше трех лет. Ты слышала не одну из моих старых песен. Я написал ее сегодня днем. И к твоему сведению, я не сочинил ее за десять минут. — И добавил сухо: — Она совсем не небрежный пустячок, я тебя уверяю.

Люсиль раскрыла рот, когда поняла, о чем он говорит.

— Боже мой…

— Нет, пожалуйста, не прерывай меня! — воскликнул Джез. — Теперь моя очередь, верно? И я это сделал не потому, что мне тебя жаль, ясно? Просто я чувствовал себя полным дерьмом. Мне хотелось себя ударить, когда я понял, что натворил, сказав, что твоя песня ничего из себя не представляет — это было ужасно, и мне было так стыдно, что я решил как-то загладить вину. — Его темные глаза не отрываясь смотрели на Люсиль, его лицо было напряжено. — Но я сделал это не только для тебя. Понимаешь, о чем я? Если бы не ты, я бы сюда не спустился. Благодаря тебе я захотел написать новую песню.

— И ты ее написал, — прошептала Люсиль.

— Написал. Трезвым, — добавил Джез с легкой улыбкой. — И ты даже не можешь себе представить, как я теперь себя чувствую.

Все встало на свои места. Люсиль прекрасно понимала, почему он это сделал, и больше не чувствовала, что он ее слишком опекает.

Вместо этого она захлопала в ладоши и воскликнула:

— Это фантастика!

— Не просто фантастика, — с облегчением улыбнулся Джез. — Это чудо, черт возьми.

Люсиль безумно хотелось броситься ему на шею, но она не смела, поэтому произнесла почти беззвучно:

— Пожалуйста, сыграй еще раз!

Джез сыграл. На этот раз музыка звучала еще лучше, она была совсем не похожа на то, что он писал раньше — медленная и мелодичная, мощная и невыразимо волнующая.

— Конечно, над ней надо еще поработать, — сказал он Люсиль, когда песня закончилась. — И нужно разобраться со стихами. Боже, как заметно, что я давно этим не занимался: ты слышала, как я пропустил си в средней части?

Люсиль кивнула: после нового прослушивания мелодии она опять чувствовала, как по телу бегают мурашки. Голос Джеза звучал хрипло, и он взял несколько неверных нот, но сыроватость материала только добавляла привлекательность песне.

— Итак, — мягко спросил Джез, — ты ее споешь?

— Почему я? Ты бы сам мог ее спеть. — Люсиль сжала колени, чтобы они не стучали, как кастаньеты.

— Я не хочу. Мне это не нужно. Я буду писать песни, но больше не стану петь. И мне хочется, чтобы ты взяла ее, потому что это меньшее, что я могу сделать, чтобы загладить сказанные тогда слова.

Люсиль заставила себя не начинать все сначала и не бормотать возражений. Лучшее, что она могла сделать, это принять песню с благодарностью.

— Ладно. — Она улыбалась, все еще желая его обнять. — Не знаю, что сказать. Кроме «спасибо».

Джез вздохнул с облегчением.

— Это мне следовало бы тебя благодарить.

Люсиль посмотрела через стекло на кабину для записи, увидела табурет и микрофон со свисающими наушниками.

— Ты там поешь, да?

— Только когда кто-то нажимает здесь на кнопки. — Джез ей широко улыбнулся. — Как насчет пробы, ты готова?

Люсиль ответила как в тумане «да», и он провел ее в кабину для записи. Она пришла в себя, когда Джез убрал с дороги табурет и сказал: