Му-му. Кровавая линия - Андрей Воронин

Но или жена Плетнева с Дорогиным были слишком изворотливы, или люди пребывали в шоке после страшных событий в московском метро и им было не до похитителей младенцев.

Генерал понимал, что держать жену Плетнева под контролем просто необходимо. Балт — опытный агент. Если он выжил после бомбежки, он обязательно выйдет на связь с Москвой и может завалить тщательно спланированную, тонко продуманную операцию по дестабилизации обстановки и дискредитации новой власти.

Тем, кто стоит за всем этим, нужно, чтобы народ думал — беда пришла из Закавказья. Нужно показать народу, что, как только власть начала демонстрировать лояльность, террористы вновь подняли головы. Нужно доказать, что нельзя быть лояльными с врагами, а лучше поучиться у бывших, кого отправили в отставку, у таких, как он, настоящих жестких вояк.

Террористы, которые стали теперь врагами номер один, невидимы, как бактерии. Все знали, что они враги. Но они были невидимы. А от этого особо опасны. Сражаться с теми, кого не видишь, да еще так, чтобы не затронуть невиновных — это уже не война, не открытый бой, это искусство. Такие долгоиграющие сражения, сражения без фронтов, без разделительных полос, генерала Грушевого раздражали.

Еще раздражала генерала Грушевого кабинетная работа. И теперь, уже целый час сидя за массивным, еще сталинских времен, письменным столом, он пытался разобраться в оперативных сводках. Но душа его к этому не лежала. Хотя было понятно, что главная проблема на сегодня в том, что никто не владеет полной информацией о том, что происходит в Москве.

Руководители разных рангов и даже медики утаивали информацию, боясь получить от Грушевого нагоняй. Все знали: если генерал Грушевой входил в раж, он мог ни за что сровнять человека с землей. А кому хотелось потом пить валерьянку и держаться за сердце. Поэтому многие оперативные сведения были далеки от истины. Но об этом Грушевой не догадывался.

Зато он отлично знал предысторию всего, что происходило в Москве, и не только.

Он помнил, кто именно как-то в баньке, а потом на шашлыках высказал пожелание напрячь ситуацию. Хотя, возможно, это было не пожелание, а так, философское рассуждение о сильной и слабой власти, итогах жесткого и лояльного правления. Но тогда это слышали люди военные, люди, кровью защищавшие Родину, а теперь, с окончанием военных действий, оставшиеся не у дел. Вот они-то и зашевелились. Теперь, когда все закрутилось, генерал Грушевой порой чувствовал себя всего лишь винтиком в огромной машине, которой рулят не столько люди, наделенные властью, сколько те, кто финансирует любые перемены.

Да что греха таить, оружие и сегодня остается едва ли не самой прибыльной статьей дохода. Но зачем производить оружие и торговать им, если вокруг тишь да гладь? Потребность в оружии возрастает тогда, когда есть очаги нестабильности.

Как выражается один его знакомый банкир, который всегда готов финансировать операции, если создать «сложный химико-биологический коктейль с привкусом реального терроризма» — это срабатывает безотказно.

Стоило кому-то в качестве примера вспомнить американский фильм о современном биологическом оружии и о той опасности, которую оно несет, если попадет в руки террористов, как машина завертелась. Кто-то сразу вспомнил о секретной лаборатории, которая находится рядом с лагерем боевиков. Кто-то напомнил, что туда послали агента Лэсси, которая вполне может через налаженный канал передать в Москву химический или биологический материал. Возможно, даже он, генерал Грушевой, не все знает; возможно, преамбула всего, что случилось, была совсем другой…

Так или иначе, разговоры отставников за шашлыками получили странное жуткое продолжение. Генерал Грушевой ни с кем не мог поделиться своими опасениями. Ведь главной задачей его отдела было поддержание порядка в столице и стране. Используя агентурную сеть, он по возможности должен предотвращать готовящиеся теракты.

Вспоминая все, что произошло, генерал Грушевой остро чувствовал сейчас, что заигрался. То, что его вынудили объявить в Москве чрезвычайное положение, приводило его в отчаяние.

Оперативные сводки, которые поступали к нему круглосуточно, свидетельствовали о том, что в Москве постоянно появляются очаги заражения. Значит, летучие муравьи, которых за солидный гонорар передала из лаборатории агент Лэсси, концентрируются не только в метро.

Джинн был выпущен из бутылки, и пока что ни у кого не получалось сделать его управляемым. Теперь, когда простые разговоры за шашлыками превратились в страшную реальность, генерал Грушевой старался не думать о том, что сам каким-то образом причастен к тому, что случилось.

Когда около года назад с приходом в высшие эшелоны власти нового руководства его, боевого генерала, вынудили уйти на пенсию, хотелось действовать, что-то доказывать. Но он отлично усвоил, что в мирное время, в отличие от военного, чаще выигрывает не тот, кто идет в атаку, а тот, кто точно знает, когда эту атаку начинать.

Теперь, когда он вернулся и каждый день нужно проводить совещания, читать и анализировать оперативные сводки, думать над тем, над чем думать не хочется, его загородная дачная жизнь показалась раем.

Иногда Грушевому приходила в голову шальная мысль, что, если бы рядом оказался Рогов, он отдал бы ему все — кабинет, горы бумаг, проблемы, которые решить не получалось. Люди начинали раздражать генерала. Он срывался, злился. Больше всего доставалось как раз тем, кто старался услужить, таким, как лейтенант Мыськин, который оставался его глазами и ушами в то время, когда в этом кабинете хозяйничал генерал Рогов.

Самым неожиданным для него явилось то, что активизировались американцы. В Россию прилетела одна из самых опытных агентов Симона Картер. По сведениям агентов, она уже успела побывать на Кавказе, а теперь искала встречи с профессором Сечкиным. Что именно ей нужно было от профессора Сечкина, люди Грушевого еще не установили. Теперь важно не выпустить американку из-под контроля.

Из глубокой задумчивости генерала Грушевого вырвал звонок из приемной. Секретарь доложил, что к генералу Грушевому рвется главный санитарный врач Валентина Ивановна Гречкина.

Встречаться с этой истерически взывающей к совести мадам Гречкиной Грушевому не хотелось. Но Гречкина, в отличие от Грушевого, с интересом и рвением изучала, перечитывала и анализировала все сводки, была в курсе всего, что происходило в городе. После ее докладов на совещаниях можно было сразу принимать решения. Гречкина была трудоголиком. И просто так, от нечего делать, по кабинетам не ходила. Ей важнее было побывать на местах. И Грушевой понимал: если Гречкина рвется к нему, значит, произошло что-то из рук вон выходящее.

На этот раз Гречкина вошла в кабинет в защитном комбинезоне. Она даже бахилы и перчатки не снимала. Только стянула с лица маску.

— Это невыносимо! — сказала она прямо с порога.

— Что именно? — спросил генерал Грушевой, еще все находясь в плену своих размышлений.

— Если мы немедленно не закажем вакцину, мы не справимся с эпидемией, — сказала она решительно и присела к столу для совещаний. — Вирус постоянно мутирует, симптомы меняются. Люди, особенно медики, те, кто владеет информацией, в панике.